6 мая 1946

   1. Дождь, должно быть, продолжался в течение всего предыдущего дня, потому что земля очень влажная и дороги стали грязными. Но в качестве компенсации за это атмосфера прояснилась, освободилась от пыли на всех уровнях. И небо улыбается наверху и выглядит таким же свежим и ясным после бури, каким оно бывает в весеннее время во время безмятежного раннего рассвета. Последние капли дождя, удерживающиеся на взъерошенных бурей листьях или висящие на виноградных усиках, сверкают на солнце подобно алмазам, а плоды, омытые ливнем, являют оттенки своей кожуры, пастельные тона которой день ото дня становятся совершенными оттенками полной зрелости. Оливки и виноград, еще твердые и незрелые, смешиваются с зеленой листвой, но с кончика каждой маленькой оливки свисает крошечная капелька, и компактные гроздья винограда подобны сети крошечных капелек, свисающих с черенков виноградин.

   «Сегодня приятно прогуляться!» — говорит Петр, радостно ступая по земле, на которой нет пыли, которая не иссушена, не вязкая, и не липкая.

   «Кажется, что дышишь чистотой. Но взгляни на оттенок неба!» — отвечает ему Иуда Фаддей.

   «А эти яблоки? Такое большое количество и все на этой ветке. Я не знаю, как она может выдерживать вес и справляться с такой массой плодов и скоплением листвы? Как много цветов? Зеленый цвет сокрытых (в листве) яблок переходит в желтый, другие покраснели, а эти два яблока, на которые падает больше солнечного света, полностью красные… Они выглядят так, как если бы были покрыты сургучем!» — говорит Зелот.

   Они идут, созерцая красоты творения, пока Фаддей, немедленно поддержанный Фомой и другими, не стал нараспев произносить псалом, прославляющий творческую славу Бога.

   2. Иисус улыбается, слушая, как они радостно поют, и присоединяется к хору Своим прекрасным голосом. Но Он не смог закончить, потому что Искариот, пока остальные продолжали петь, подходит к Нему и говорит: «Учитель, пока они заняты и небрежно поют, скажи мне: как прошло путешествие в Кесарию, и что Ты там сделал? Ты мне еще не сказал… И это первая возможность нам быть наедине и поговорить об этом. Вначале это были наши спутники и ученики, и крестьяне, принявшие нас, затем наши спутники и ученики, сейчас, когда ученики идут впереди нас…Я никак не мог спросить у Тебя…»

   «Ты очень сильно заинтересован… Но в Кесарии Я не сделал того, что Я сделаю в имении Йоханнана. Я говорил о Законе и о Царствии Небесном».

   «Кому?»

   «Горожанам. Возле рынков».

   «А! Не римлянам? Ты их не видел?»

   «Как это возможно быть в Кесарии, резиденции Проконсула, и не видеть римлян?»

   «Я знаю. Но я говорю… Хорошо… Ты не говорил с ними персонально?»

   «Я повторяю: ты очень сильно заинтересован!»

   «Нет, Учитель. Простое любопытство.

   «Хорошо. Я говорил с матронами».

   «И с Клавдией? Что она Тебе сказала?»

   «Ничего, потому что Клавдия не пришла. Нет, она дала Мне понять, что не желает, чтобы кто-нибудь знал, что она в контакте с нами».

   Иисус произносит это с большим нажимом и при этом внимательно наблюдает за Иудой, который, хотя он и нахальный малый,  меняется в цвете, слегка краснеет, а затем бледнеет.

   Но он быстро овладел собой и говорит: «Она не захотела? Она больше не почитает Тебя? Она сошла с ума».

   «Нет, она не сумасшедшая, у нее очень уравновешенный ум. Она умеет говорить и различать между своим долгом как римской патрицианки и своим долгом перед самой собой. И если она добыла свет и дыхание для самой себя, для своей души, идя к Свету и Чистоте, так как она создание, которое инстинктивно ищет Истину и не желает покоиться во лжи язычества, и в то же время она не желает наносить ущерба своей Отчизне, даже теоретически, что могло бы быть, если бы люди стали о ней думать, что она сторонница возможных соперников Рима…»

   «О! Но… Ты Царь духа!…»

   «Но вы, апостолы, хотя вы знаете это, не можете убедить себя, что это истина. Можешь ли ты отрицать это?»

   Иуда снова краснеет, а затем бледнеет, он не может солгать и говорит: «Нет! Но это из-за нашей чрезмерной любви, что…»

   «Тем более те, кто не знают Меня, то есть Рим, могут не доверять Мне как сопернику. Клавдия действует праведно как в отношении Бога, так и по отношению к своему Отечеству, почитая Меня как царя и учителя духа, если не как Бога,  и будучи верной своей Родине. И Я восхищаюсь верными, простыми и не своевольными  душами. И Я бы хотел, чтобы Мои апостолы заслужили хвалу, которую Я воздаю женщине-язычнице».

   3. Иуда не знает, что сказать. Он собирается отойти от Учителя. Но любопытство вновь понукает его. И это не столько любопытство, сколько желание разведать, сколь многое знает Учитель… и он спрашивает: «Они спрашивали обо мне?»

   «Ни о тебе, ни о каком-либо другом апостоле».

   «О чем вы тогда говорили?»

   «О целомудренной жизни. Об их поэте Вергилии. Ты видишь, что этот предмет не интересен для Петра, Иоанна или кого-нибудь еще».

   «Но причем тут это? Бесполезный разговор…»

   «Нет. Это помогло Мне навести их на мысль, что целомудренный человек обладает светлым разумом и честным сердцем. Мысль очень интересную для патрицианок-язычниц… и не только для них».

   «Ты прав… Я не буду больше занимать Тебя, Учитель», — и он почти убегает, чтобы присоединиться к закончившим петь и ждущих двоих, оставшихся позади…

   Иисус присоединяется к ним более медленно и говорит: «Пойдем по этой тропинке в лесу. Мы сократим себе путь и будем укрыты от солнца, которое уже стало жарким. И мы также сможем остановиться в лесных зарослях и поесть в мире».

   И они идут на северо-запад, к поместью Йоханнана, потому что я слышу, как они говорят о крестьянах этого фарисея…

   4. Иисус говорит: «И ты вставишь здесь видение от 16 июня 1944 года: Иисус, упавшее гнездо и фарисей».