6 мая 1946

   1. После этого происшествия они продолжают некоторое время идти молча. Но когда доходят до перекрестка дорог, Иаков Зеведеев говорит: «Мы на месте! Вот эта дорога приведет нас у дому Мисаха… Но… мы все еще идем туда? Этот человек, конечно, будет ждать нас в своем имении для того, чтобы дурно обойтись с нами…»

  «И чтобы воспрепятствовать Тебе говорить с крестьянами. Иаков прав. Не ходи туда», — советует Иуда.

    «Они ждут Меня. Я послал им слово, что Я иду туда. Их сердца радуются. Я Друг, Который приходит, чтобы утешить их».

   «Ты можешь пойти в какой-нибудь другой раз. Они покорятся», — говорит Иуда, пожав плечами.

    «Ты не так легко покоряешься, когда лишаешься чего-то на что надеялся».

    «Мои основания серьезны. Их же…»

    «А что есть более серьезного и великого, чем совершенствование и освобождение сердца? Все пытается лишить их сердца мира и надежды… И у них есть только одна надежда – на будущую жизнь. И у них есть только одно средство достичь ее – Моя помощь. Нет. Я пойду, чтобы увидеть их, даже если Меня побьют камнями».

   «Нет, Брат! Нет, Господь!» — говорят вместе Зелот и Иаков Алфеев. «Это привело бы только к наказанию этих бедных слуг. Ты не услышал его, но Йоханнан сказал: “До сих пор я терпел ситуацию, но больше не буду. И горе будет тому слуге, который пойдет к Нему или поприветствует Его. Он распутник и демон. Я не желаю развращения в моем домохозяйстве ”, и он сказал своим спутникам: “Даже если я должен буду убить их, я излечу их от их дьявольской привязанности к этому проклятому человеку”».

   2. Иисус опускает Свою голову задумавшись… и страдая. Его горе очевидно… Остальные полны сожаления, но что они могут сделать?

  Ситуация разрешается спокойным практицизмом Фомы: «Давайте поступим так. Мы останемся здесь до заката, чтобы не нарушить Субботу. Тем временем один из нас тайком пойдет к домам и скажет: “Глухой ночью у источника вне Сепфориса”. А мы пойдем туда после заката и будем ждать их в зарослях у подножия горы, на которой расположен Сепфорис. Учитель поговорит с этими бедными людьми и утешит их, а на рассвете они вернутся в свои дома, а мы перейдем через холм и пойдем в Назарет».

   «Фома прав! Молодец Фома!» — говорят многие.

   Но Филипп замечает: « А кто пойдет и предупредит их? Он знает каждого из нас и  может увидеть нас…»

   «Иуда Симонов мог бы пойти. Он хорошо знает фарисеев…» — невинно говорит Андрей.

   «На что ты пытаешься намекнуть», — агрессивно отвечает Иуда.

   «Я? Ни на что. Я говорю, что ты знаешь их, потому что ты был довольно долгое время в Храме и у тебя там хорошие друзья. Ты всегда хвастался ими. Они не причинят вреда другу…» — говорит кроткий Андрей.

   «Не верь этому, ни в коем случае. Пусть никто не верит этому. Если бы Клавдия все еще покровительствовала нам, возможно… я бы… но не сейчас. Потому что сейчас, короче, она не связана обязательствами, не так ли, Учитель?»

   «Клавдия продолжает восхищаться Мудрым Человеком. Она не делала ничего кроме этого или большего, чем это. От этого восхищения она может перейти к вере в истинного Бога. Но только иллюзия возбужденного ума могла бы поверить, что она питает иные чувства ко Мне. И если бы она питала их, то Я бы не желал их. Я могу принять их язычество, потому что Я надеюсь заменить его Христианской верой. Я не могу принять то, что было бы идолопоклонством с их стороны: то есть поклонением жалкому идолу Человека на жалком человеческом троне». Иисус говорит так спокойно, как если бы Он говорил для всех, назидая их. Но Он так решителен, так не оставляет никаких сомнений относительно Своего намерения и решения исключить любое возможное отклонение относительно этого вопроса среди Своих апостолов.

   Никто поэтому не отвечает в отношении человеческого царствования, но они спрашивают: «Итак, что мы собираемся сделать для крестьян?»

   «Я пойду. Я внес предложение, я и пойду, если Учитель позволит мне. Фарисеи, конечно, не съедят меня…» — говорит Фома.

   «Ты можешь идти. И пусть твое милосердие будет благословенно».

    «О! Это такой пустяк, Учитель!»

   «Это такое великое дело, Фома. Ты понял желания своих братьев: Иисуса и крестьян, и ты почувствовал жалость к ним. И твой Брат во плоти благословляет тебя также от их имени», — говорит Иисус, кладя руку на склоненную голову Фомы, который глубоко тронут и шепчет: «Я… Твой… брат?! Это слишком великая честь, мой Господь. Я Твой слуга, Ты мой Бог… Это да… Я пошел».

   «Ты идешь один? Я тоже пойду!» — говорят Фаддей и Петр.

   «Нет. Вы слишком импульсивны. Я могу все превратить в смех… лучшее средство для того, чтобы обезоружить определенные… натуры. Вы же сразу приходите в ярость… Я пойду один».

    «Я пойду», — говорят Иоанн и Андрей.

    «Да! Один из вас, и также один подобный Симону Зелоту и Иакову Алфееву».

    «Нет. Я никогда не реагирую. Я храню молчание и действую», — настаивает Андрей.

    «Пойдем», — и они уходят в одном направлении, тогда как Иисус и те, кто остались с Ним, идут в другом…