ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
438. Следующая Суббота в Назарете
21 мая 1946
1. Следующая Суббота в Назарете. То есть, начало следующей субботы, потому что Мирта и Наоми приехали вместе с юным Авелем, когда начался закат пятницы. Они спешиваются со своих осликов, которых Авель уводит, очевидно в стойло, возможно в то, которое принадлежит двум дружественным погонщикам ослов из Назарета, которые стали учениками. Женщины входят в дом через мастерскую, дверь которой была оставлена открытой, чтобы проветрить большое помещение, где незадолго до этого тепло грубого очага присоединилось к сильной летней жаре.
Фома отложил свои инструменты, Симон подметает опилки, пока Иисус очищает сосуды с клеем и краской.
«Мир Тебе, Учитель, и вам, ученики», — приветствуют их две женщины, низко кланяясь, как только они вошли, а затем, пройдя через мастерскую, простершись у стоп Иисуса.
«Мир вам. Вы очень верны, что пришли в такую жару!»
«О! Ничего! Здесь чувствуешь себя так хорошо, что забываешь обо всем. Где Твоя Мать?»
«Она там, заканчивает одевать Аурею. Вы можете войти».
Две женщины уходят со своими заплечными сумками и слышатся их ясные голоса, несколько более низкие голоса, смешивающиеся с высоким, несколько резким голосом Ауреи и с серебристым голосом Марии.
«Теперь они будут счастливы!» — говорит Фома.
«Да. Они хорошие женщины», — отвечает Иисус.
«Учитель, Мирта не только сохранила сына, которого имела, но и обрела другое дитя. И это немногим больше чем за год…» — говорит Зелот.
«Да! Немногим больше чем за год! Уже прошло больше года с тех пор как обратилась Мария Лазарева. Как летит время! Кажется, что это было вчера… Как много всего произошло за прошлый год! Приятное уединение перед избранием. Затем Иоанн Эндорский! Затем Марциаv! Затем Даниил из Наина, затем Мария Лазарева и затем Синтихия… Но где Синтихия? Я часто думаю о ней, и не могу понять почему…» Фома сам перестал говорить, потому что Иисус и Симон не ответили ему, напротив, они вышли в сад, чтобы помыться, а затем присоединиться к ученицам.
2. И мы вновь начинаем видеть… Авель из Вифлеема Галилейского вернулся и застал Фому все еще в задумчивости, на том месте, где он обычно работает, создающим, погрузившись в размышления, свои крошечные шедевры ювелирного искусства.
«Ты уже начал работу?» — спрашивает ученик, склонившись над крошечными предметами.
«О! Я осчастливлю всех женщин в Назарете. Я бы никогда не подумал, что здесь так много пряжек, браслетов, ожерелий и лилий, нуждающихся в починке. Я попросил Матфея принести мне немного металла из Тиверии. У меня больше клиентов… ха!ха! (он радостно смеется) чем у моего отца. Это верно, что я не прошу денег…»
«Ты несешь убытки во всем?»
«Нет. Я запрашиваю только цену металла. Моя работа – это подарок».
«Ты щедр».
«Нет. Я мудр. Я не празден. Я показываю пример трудолюбия и независимости от денег и… я проповедую… Помолчи! Я думаю, что, не рассказывая притчей, не произнося ни слова в синагоге, но делая это, я проповедую больше, чем если бы непрерывно говорил. И потом… я немного тренируюсь. Я обещал себе пропагандировать нашу веру моей работой, когда я пойду, и буду проповедовать Иисуса среди неверных. И потому я тренируюсь».
«Ты мудр и как ювелир и как апостол».
«Я стремлюсь быть таким ради Иисуса. Так ты обрел сестру. Обращайся с ней хорошо, ты знаешь? Она подобна птенцу голубя в гнезде. Я говорю тебе, потому что в моей торговле я привык иметь дело с женщинами. Она невинная голубка, напуганная до смерти ястребом, которая ищет материнских и братских крыльев, которые бы защитили ее. Если бы твоя мать не захотела ее, то я бы попросил ее для моей сестры-близнеца. Одним ребенком больше, одним меньше! Моя сестра такая хорошая, ты знаешь?»
«И моя мать. Она потеряла маленькую дочь, когда осталась вдовой. Возможно ее молоко стало горьким, так как она горевала после смерти своего мужа… Я едва помню мою младшую сестру… и, возможно, я бы не помнил ее вообще, если бы моя мать не оплакивала так часто ее смерть, и если бы каждая бедная девочка в Вифлееме не получила бы право на некоторое количество пищи и одежды в нашем доме в память об этом умершем ребенке… Но так как я был воспитан в обществе только моей матери, то я, в конце концов, и сам очень полюбил маленьких девочек… Я понимаю, что эта девочка не маленькая… но я буду считать ее такой, из-за ее сердца, если она такая как моя мать, как говорите Наоми и ты…»
«Ты можешь быть уверен. Пойдем в другую комнату».
3. В другой комнате, то есть в столовой, находятся женщины, Иисус и Зелот. И Митра, которая пришла полная надежды, завоевывает Аурею, примеряя ей льняное платье, которое сшила для девочки.
«Оно на ней действительно хорошо сидит», — говорит она, снимая его с нее, и гладя ее, пока она приводит в порядок свое платье, помявшееся от того, что на него было надето новое. «Оно действительно хорошо сидит. И все будет хорошо. Ты увидишь, моя дорогая дочь… О! Вот и мой Авель. Подойди сюда, сын. Вот Аурея. Она теперь будет членом нашей семьи, ты знаешь?»
«Я знаю, мама, и я счастлив вместе с тобой». Он смотрит на девочку… изучает ее… его темные глаза пристально смотрят и теряются в ее больших бледно-голубых глазах. Он удовлетворен своим обследованием. Он улыбается ей и говорит: «Мы будем любить друг друга в Господе, Который спас нас и мы будем любить Его и будем любимы Им. А я буду тебе братом в духе и в любви. Я обещаю это в присутствии Учителя и моей матери», — и с прекрасной ясной улыбкой чистой юности, хорошо продвинувшейся в высокой духовности, он протягивает ей свою сильную смуглую руку.
Аурея колеблется и затем, краснея, кладет свою левую руку в правую руку, предложенную ей и говорит: «Мы сделаем это. В Господе».
Взрослые улыбаются…
4. «Можно войти сюда, не стучась в двери…»
«Вот и Симон Ионин! В этот раз он не смог противостоять искушению…» — смеясь, говорит Фома, выбегая наружу.
«Да! Я не выдержал… Мир Тебе, Учитель!» Он целует Иисуса и получает поцелуй от Него. «Кто может выдержать?» Он видит Марию и кланяется, приветствуя, затем он продолжает: «Но чтобы удовлетворить нашу совесть, мы пришли через Тиверию и искали Иуду. Потому что… мы все здесь, э?! Пришли остальные. Включая Марциама… Итак, я говорил, что мы пришли через Тиверию. Х’м! Да! Чтобы искать Иуду на тот случай, если… он надумал прийти в Капернаум по крайней мере на четвертую Субботу… Было бы некрасиво, если бы все мы ушли… И мы нашли его… да! Нет, Исаак нашел его, так как он пошел увидеться с Ионафаном… Потому что Исаак кончил тем, что пришел в Капернаум, чтобы ждать Тебя вместе, я не знаю со сколь многими, остающимися там, чтобы стать более учеными под здравым руководством Гермы и Стефана, твоего сына, Наоми, и священника Иоанна… но Исаак пришел с нами, потому что он тоже умер бы, если не увидел Тебя… Бедный Исаак! Иуда был ему не рад. Но Исаак во время своей долгой болезни, должно быть, утратил все чувства раздражительности, обиды и гнева… Он никак не реагировал! Даже если его бьют по ушам, он улыбается… Какой миролюбивый человек! Хорошо. Он сказал нам: “Я видел Иуду. Он не идет. Не настаивай”. Я понял и спросил у него: “Он ответил тебе нагло? Скажи мне. Я глава и я должен знать…”. “О! Нет”, — ответил он. “Нагло ответил не он, а его наглость. Его надо жалеть…” Хорошо, будем его жалеть… Ну, мы здесь. И очень счастливы… 5. Здесь остальные…»
И вместе с остальными Иуда и Иаков Алфеевы с их матерью и учениками из Назарета: Асером, Ишмаэлем и Симоном Алфеевым, и, неожиданность, также Иосиф Алфеев.
Они помогают друг другу снять свои сумки. Нафанаил принес немного яблок, а Филипп корзину полную винограда, золотого как волосы Ауреи. Петр и сыновья Зеведея немного соленой рыбы. Матфей, у которого нет дома, о котором заботились бы женщины, и потому не имеет никакого добра, принес горшок, полный земли, с тоненьким стволом в нем, который, судя по его листве, я бы сказала, является лимонным или апельсинным деревом, или другим цитрусовым деревом, и объясняет: «Это редкость… только в Киринее можно найти их, а я знаю человека, который был в Киринее, один из агентов по сбору налогов, как я когда-то. Он сейчас удалился от дел в Гиппии. Я пошел к нему, чтобы раздобыть растение, потому что оно должно быть высажено во время новолуния. Плод красив и хорош, его цветок издает сладкий аромат и выглядит как восковая звезда, подобно Твоему имени… Вот», — и он предлагает растение Марии.
«Но какое беспокойство для тебя, Матфей, вся эта тяжесть! Я признательна тебе. Мой сад становится все более и более красивым, благодаря всем вам. Камфара Порфирии, розы Иоанны, твое редкое растение, Матфей, другие цветущие растения принесенные Иудой Искариотом… Как много прекрасных растений, как добры вы все к Матери Иисуса!»
Все апостолы тронуты, они только бросают друг на друга косые взгляды, когда Мария упомянула имя Иуды.
6. «Да. Они любят Тебя. Но мы тоже любим Тебя», — серьезно и жестко говорит Иосиф Алфеев.
«Конечно! Вы дорогие дети Моих дорогих родственников Алфея и Марии, которые так добры. И Ты любишь Меня. Это естественно. Мы родственники… В них же, напротив, нет нашей крови, и все же они для Меня подобны сыновьям, подобны братьям для Иисуса, потому что они так искренне любят Его и следуют за Ним…»
Иосиф моментально понял намек, он прочищает горло, ищет слова… Находит их… Он говорит: «Конечно! Но если я пока не с ними, то это потому, что я думаю также о последствиях для Него, для Тебя… и… и… Хорошо! Я тоже люблю Тебя, главным образом Тебя, бедная женщина, так как Ты Сама очень давно отказалась от всего… и я пришел сказать Иисусу, что я счастлив, что Он вспомнил также о нуждах Своей Матери и сделал то, что здесь было необходимо…» — и, удовлетворенный тем, что является «главой» родственного клана и, таким образом, в положении хвалящего и советующего, он снизошел до одобрения Иисуса за всю плотницкую работу, покраску и другие работы в течение этого месяца: «Вот как это должно было делаться! Сейчас видно, что у этой женщины есть сын! И я рад тому, что могу сказать, что вновь обрел моего мудрого Иисуса Иосифова. Браво!» И мудрый Иисус Иосифов, премудрое Божественное Слово, униженное в нашей плоти, кроткое и смиренное, принимает похвалы смешанные с… авторитетным советом Своего двоюродного брата Иосифа, улыбаясь с такой добротой, что это способствует сдерживанию всякой неуместной реакции апостолов в Его поддержку.
А Иосиф, начав, и увидев, что его слушают, не останавливается, но продолжает: «Я надеюсь, что отныне в Назарете больше не увидят бедную женщину покинутой, в то время как Ее Сын неблагоразумно покинул проторенный путь, чтобы прокладывать пути сомнительные как с точки зрения их конечного результата, так и последствий. Я поговорю с моими друзьями, с главой синагоги… Мы простим Тебя… О! Назарет будет счастлив раскрыть Тебе свои объятия, как вернувшемуся сыну… как пример добродетели для всех граждан. Завтра я сам поведу Тебя в синагогу и…»
7. Иисус поднимает Свою руку, устанавливая молчание и спокойно, но очень решительно говорит: «Я, конечно, пойду в синагогу, как верующий, так же как Я ходил туда в другие Субботы. Но нет необходимости тебе ходатайствовать о благосклонности ко Мне. Потому что через час после заката Я вновь пойду проповедовать Благую Весть, так как повиноваться Всевышнему – Мой долг».
Сильное разочарование для Иосифа!… Очень сильное!… Вся его природная доброта разбита вдребезги и вновь проявляется его враждебная нетерпимость: «Хорошо! Но не ищи меня в час нужды. Я исполнил свой долг и Твои неизбежные будущие несчастья не падут на меня. Прощай. Я один из многих здесь, потому что не могу понять Тебя, а Ты не можешь понять меня. Я ухожу без неприязни, но в большой печали… Пусть Бог защитит Тебя как Он защищает тех, кто… глуповаты, несовершенны… Прощай, Мария! Мужайся, бедная Мать!»
«Прощай, Иосиф. Но Я должна мужаться из-за тебя, а не из-за Него. Потому что ты из тех, кто не на пути Божьем и глубоко опечаливаешь Меня», — спокойно, но уверенно говорит Мария.
«Ты глупец, вот ты кто! И если бы ты не был главой семьи, я бы задала тебе хорошую трепку, так как ты создание моей крови, но не моего духа…» — кричит Мария Алфеева. И она бы сказала больше, но Мария прерывает ее: «Замолчи! Ради Меня».
«Я замолчу. Да. Но… скажи мне, если я вижу негодника подобного ему среди моих сыновей!…» Негодник тем временем удалился, пока добрая Мария Алфеева облегчала свою душу в отношении этого упрямого сына. И она кончила тем, что дала выход своим чувствам ударившись в слезы, и, рыдая, она выражает свою величайшую боль: «И его не будет со мной на Небесах, я его потеряю! Я увижу его в мучениях! О! Иисус! Только Ты можешь сотворить такое чудо!»
«Да, Мария! Не плачь! Его час тоже придет. Одиннадцатый, возможно. Но он придет. Я уверяю тебя. Не плачь…» — говорит Иисус, утешая ее… И когда ее плач утих Он говорит апостолам и ученикам: «Пойдемте в оливковую рощу, пока женщины занимаются своими делами. Мы поговорим между собой».