23 июня 1946

   Это Суббота. Я так думаю, потому что вижу людей, собравшихся в синагоге. Но они, возможно, собрались там, чтобы защититься от солнца, или быть в большем мире в доме Иаира. Люди внимательно слушают в тесноте, несмотря на жару, которую не может смягчить даже веяние воздуха из открытых дверей и окон. Не сумевшие войти в синагогу, чтобы не остаться под палящим солнцем, укрылись в тенистом саду за синагогой. В саду Иаира много густых пергол и фруктовых деревьев. Иисус говорит у двери, открытой в сад, так что Его слышат как эти слушатели, так и те, которые находятся внутри синагоги. Иаир рядом с Ним и внимательно слушает. Апостольская группа находится у двери, открытой в сад. Ученицы вместе с Марией в центре, сидят под перголой, которая почти примыкает к дому. Мириам Иаира и две дочери Филиппа сидят у стоп Марии.

   Из слов, которые я слышу, становится понятно, что здесь произошел какой-то обычный инцидент между фарисеями и Иисусом, и что люди огорчены из-за этого. Иисус действительно уговаривает их быть миролюбивыми и прощать, говоря, что слова Божьи не могут принести плод в сердцах, в которых нет мира.

   «Мы не можем стерпеть, когда Тебя оскорбляют», — кричит кто-то из толпы.

   «Оставьте это Моему Отцу и вашему и подражайте Мне. Будьте терпеливы и прощайте. Врагов невозможно убедить оскорблениями, в ответ на их оскорбления».

   «Они не убеждаются и постоянной кротостью. Ты позволяешь им топтать Себя», — кричит Искариот.

   «Мой апостол, не учиняй скандала, подавая пример гнева и критики».

   «Твой апостол, однако, прав, его слова справедливы».

   «Сердце, которое произносит их не справедливо, а также сердце, которое слушает их. Тот, кто хочет быть Моим учеником должен подражать Мне. Я терпим и Я прощаю. Я кроток, смирен и мирен. Дети гнева не могут оставаться со Мной, потому что они дети этого века и своих страстей. Разве вы не помните четвертую Книгу Царств? В одном отрывке она говорит, что Исайя говорил против Сеннахерима, который думал, что он может покушаться на все, и пророчествовал, что ничто не спасет его от Божьего наказания. Он сравнивает его с животным, в ноздри которого продето кольцо, а в  губы вложены удила, чтобы смирить его злобную ярость.[1] Вы знаете, что Сеннахерим погиб от рук своих собственных сыновей. В действительности жестокие люди гибнут от своей собственной жестокости. Они погибают как в своих телах, так и в своих душах. Я не люблю жестоких людей. Я не люблю гордых людей. Я не люблю гневливых, жадных, сладострастных людей. Я не подтверждал словом и не подавал вам примера таких вещей, напротив, Я всегда учил вас добродетелям, которые являются противоположностями подобных злых и порочных страстей.

[1] 4 Цар. 19.28

   2. Как прекрасна молитва нашего царя Давида, когда вновь освятившись искренним покаянием в прошлых грехах и годами мудрого поведения, он восхваляет Господа, кроткий и покорный решению, согласно которому ему не позволяется быть строителем нового Храма! Давайте произнесем ее вместе, вознося хвалу Всевышнему Господу…» И Иисус речитативом произносит молитву Давида (1 Паралипоменон 29, 10-19), в то время как сидящие встают, а прислонившиеся к стенам принимают позу уважения, покинув свою опору.

   Затем, Своим обычным тоном, Иисус продолжает: «Вы должны всегда помнить, что все находится в руках Божьих, всякая инициатива, всякая победа. Величие, могущество и победа принадлежат Господу. И Он дает ту или иную вещь человеку, если считает, что наступило истинное время для того, чтобы дать ее ради определенной хорошей цели. Но человек не может претендовать ни на что. Бог не позволил Давиду построить Храм, хотя он был прощен, так как он все еще нуждался в победе над самим собой, после его прошлых ошибок: “Ты пролил много крови и бился в слишком многих битвах; не тебе строить дом Имени Моему, поскольку ты пролил так много крови в Моем присутствии. Но сын родится у тебя и он будет человеком мира, поэтому он будет назван Мирным[2]…  он построит дом Имени Моему”. Вот что сказал Всевышний Своему слуге Давиду. Я говорю вам то же самое. Желаете ли вы, из-за вашего гнева, не заслужить построения в вашем сердце дома для Господа вашего Бога? Отвергните, поэтому, всякое чувство, которое не есть любовь. Совершенствуйте свои сердца, как Давид умолял своего сына, строителя Храма, так чтобы, храня Мои заповеди и делая все в соответствии с тем, чему Я вас учу, вы добились успеха в построении в вашем сердце обители вашего Бога, пока вы ожидаете, когда сами отправитесь в Его вечный радостный дом. 3. Дай Мне пергамент, Иаир. Я хочу объяснить им, чего хочет Бог».

[2] Мир по-еврейски «шалом». Имя «Соломон» происходит от этого слова.

   Иаир идет туда, где свалены в кучу свитки, и наугад берет один из середины кучи. Вытерев с него пыль, он передает его Иисусу, Который раскрывает его и читает: «Иеремия, глава 5. “Походите по улицам Иерусалима, и посмотрите, и разведайте, и поищите на площадях его, не найдете ли одного человека творящего правду и пытающегося быть верным? И Я буду милостив к Иерусалиму”». (Господь сказал мне: «Не продолжай. Я прочту всю главу».)

   Иисус, прочитав всю главу, передал свиток обратно Иаиру и заговорил.

   «Дети Мои. Вы слышали, какие страшные наказания отсрочиваются для Иерусалима, для Израиля за их несправедливость. Но не радуйтесь этому. Они – наше Отечество. Но не радуйтесь думая: “Возможно, нас больше здесь не будет”.  Они всегда полны наших братьев. Не говорите: “Поделом ему, потому что он жесток к Господу”. Беды Отечества, страдания сограждан должны всегда печалить и огорчать праведников. Не мерьте так, как мерят другие люди, но мерьте так, как мерит Бог, то есть милостиво. Что вам, поэтому, следует делать с уважением к этому Отечеству и этим согражданам, понимаете ли вы под Отечеством и согражданами великое Отечество  и его обитателей, то есть всю Палестину,  или это малое, то есть Капернаум, ваш родной город, или же вы имеете в виду всех евреев, или этих немногих, враждебных ко Мне в этом маленьком городе Галилеи? Вы должны исполнять дела любви. Старайтесь спасти Отечество и сограждан. Как? Быть может, посредством жестокого насилия? Презрения? Нет. Любовью, терпящей страдания любовью, чтобы обратить их к Богу. Вы только что слышали: “Если Я найду одного человека, делающего правду, Я прощу его”. Поэтому, прилагайте усилия так, чтобы сердца могли прийти к справедливости и стать праведными. В действительности в своей несправедливости они говорят обо Мне: “Это не Он”, и они, таким образом, верят, что подвергая гонениям Меня, с ними не приключится никакого вреда. Они действительно говорят: “Такого никогда не случится. Пророки говорили наугад”. И они будут пытаться заставить вас говорить, как говорят они сами. Вы, присутствующие здесь, верны. Но где Капернаум? Разве это весь Капернаум? Где те, кого в другие времена Я видел толпящимися вокруг Меня? Значит дрожжи, которые заквашивались в последний раз, когда Я был здесь, опустошили многие сердца? Где Алфей? Где Иешуа со своими тремя сыновьями. Где Аггей Малахии? Где Иосиф и Наоми? Где Левий, Авель, Саул, Захария? Они забыли несомненную помощь, которую получили, потому что ложные слова одолели ее? Но неужели слова могут разрушить факты? Вы видите. Это только небольшое местечко. В этом местечке, где была оказана помощь великому множеству людей, завистливая злоба смогла опустошить веру в Меня. Я вижу собравшимися здесь только совершенных в вере. Ожидаете ли вы дальнейших событий, дальнейших слов, необходимых для того, чтобы Израиль сохранял верность Богу? Это должна быть любовь с первого взгляда, потому что вера должна быть верой также без поддержки фактов. Но это не так. И наибольшим является наука, наименьшим – вера, потому что ученые люди думают, что они свободны от простого голоса веры, который верит благодаря силе любви, а не с помощью науки. Эту любовь и вдохновение вы должны передать последующим поколениям. И для того, чтобы сделать это, вы должны быть воспламенены. Вы должны быть убеждены, героически убеждены, для того, чтобы убеждать. Вместо дурного поведения в ответ на оскорбления вы должны иметь смирение и любовь. И вместе с ними вы должны идти и напоминать слова Господа тем, кто больше не помнит их: “Убоимся Господа Бога нашего, Который дает нам дождь ранний и дождь поздний в раннее и позднее время года”[3]».

[3] Иер. 5.24

   4. «Они нас не поймут! Напротив, они оскорбят нас, говоря, что мы святотатцы, учащие, не имеющие на это права. Ты знаешь, каковы книжники и фарисеи!…»

   «Да. Знаю. Но даже если бы Я не знал, Я бы узнал сейчас. Но каковы они, не имеет значения. Имеет значение, каковы мы. Если они и священники аплодируют ложным пророкам, которые пророчествуют то, что приносит им какую-то прибыль, забывая о том, что ладони должны были бы аплодировать только добрым делам, которые заповедует Десятословие, то это не причина для того, чтобы Мои верные приверженцы подражали бы им или чувствовали себя удрученными и просто стояли и смотрели, как если бы вы были побеждены. Вы должны действовать так же энергично, как действует Сатана…»

   «Мы не Сатана», — крикнул с порога, с улицы хриплый голос фарисея Илии, который пытается войти, крича все время: «Мы не Сатана, подстрекатель».

   «Человек, ты нарушитель порядка, уходи!» — сразу же говорит центурион, который, должно быть, находится здесь наблюдая за порядком, так как его вмешательство так скоро.

   «Ты, язычник, осмеливаешься приказывать мне…»

   «Я, римлянин, приказываю. Уходи! Ребе не беспокоил тебя, но ты беспокоишь Его. Ты не можешь…»

   «Мы раввины, а не галилейский плотник», — кричит старик, который больше напоминает уличную торговку, чем учителя.

   «Одним больше, одним меньше…  У вас сотни их и все они злые учителя. Тут единственный добродетельный. Я приказываю тебе уйти».

   «Добродетельный, э?! Добродетельный человек, который платит Риму за Свою безопасность! Святотатец! Нечистый!»

   Центурион издал крик, и тяжелые шаги солдат смешались с хриплыми оскорблениями Илии. «Возьмите этого человека и выбросьте его отсюда!» — приказывает центурион.

   «Меня?  Руки язычников прикасаются ко мне? Стопы язычников в одной из наших синагог! Анафема! На помощь! Они осквернят меня!…»

   «Я прошу вас, солдаты. Дайте ему уйти! Не входите сюда. Пожалуйста, уважайте это место и его преклонный возраст», — говорит Иисус со Своего места.

   «Как Ты хочешь, Ребе».

   «Ха! Ха! Интриган! Но Синедрион будет информирован. У меня есть доказательство! Я придаю большое значение словам, которые относились к нам. Я имею доказательство. Анафема Тебе!»

   «И мой меч на тебя, если ты скажешь другое слово. Рим защищает то, что справедливо, он ни с кем не интригует, ты, старая гиена. Синедрион будет информирован о твоей лжи. Проконсул получит мой рапорт. Я немедленно иду писать его. Иди домой и оставайся там до распоряжения Рима», — и сотник делает совершенный поворот кругом и уходит в сопровождении четырех солдат, оставив Илию пораженным и трусливо дрожащим…

   Иисус продолжает говорить, как если бы Его ничто не прерывало: «Вы должны действовать так же энергично, как действует Сатана, чтобы построить в себе и вокруг вас дом Господа, как Я сказал вначале. Вы должны действовать с великой святостью так, чтобы Бог мог вновь низойти в сердца и в наше дорогое Отечество, которое уже так сурово наказано и не знает какие тучи несчастья скучиваются над ней на севере, в сильной стране, которая уже правит над нами и хочет править все более и более, потому что деяния его граждан таковы, что вызывают отвращение Всепрощающего Бога и раздражают сильного правителя. И вызывая негодование Бога и правителя, можете ли вы ожидать мира и благополучия? Будьте хорошими, дети Божии. Стремитесь иметь не одну, но сотни хороших людей в Израиле, чтобы держать на расстоянии ужасное наказание Небес. Я сказал вам вначале, что где нет мира, там не может быть слова Божьего, которое, будучи выслушано в мире, может принести плод в сердцах. И вы знаете, что это встреча не была ни спокойной, ни плодотворной. Слишком много смятения в сердцах… Идите. У нас будет еще несколько часов, чтобы побыть вместе. И молитесь, как это делаю Я, чтобы те, кто огорчает вас, могли исправить свои пути… Пойдем, Мать», — и протиснувшись через толпу Он выходит на улицу.

   5. Илия все еще здесь и, белый как смерть, он бросается к ногам Иисуса. «Пожалей! Ты однажды спас моего внука. Спаси меня, чтобы у меня было время исправить мои пути. Я согрешил! Я признаюсь в этом! Но Ты хороший. Рим… О! Что Рим сделает со мной?»

   «Он удалит с тебя летнюю пыль, задав тебе хорошую трепку», — кричит кто-то, и люди смеются, тогда как Илия издает болезненный стон, как если бы он уже чувствовал бич, и стонет: «Я стар… все болит… Увы!»

   «Лечение пойдет тебе на пользу, ты, старый шакал!»

   «Ты вновь станешь юным и сможешь танцевать…»

   «Замолчите!» — приказывает Иисус насмешникам и говорит фарисею: «Встань. Имей достоинство. Ты знаешь, что Я не в заговоре с Римом. Итак, что ты хочешь, чтобы Я сделал для тебя?»

   «Это правда. Да. Это верно. Ты не сговариваешься. Нет. Ты презираешь римлян. Ты ненавидишь их, Ты…»

   «Ничего подобного. Не лги, восхваляя Меня, как ты лгал прежде, осуждая Меня. И тебе лучше было бы знать, что слова о том, что Я ненавижу этого или того, или проклинаю того или другого, не могут быть Мне похвалой. Я Спаситель каждой души, и в Моих глазах нет рас или лиц, но только души».

   «Это верно! Очень верно! Но Ты справедлив и римляне знают и потому защищают Тебя. Ты успокаиваешь толпу, Ты учишь их уважать законы и…»

   «Быть может это грех в твоих глазах?»

   «О! Нет! Это справедливость! Ты знаешь, как делать то, что мы все должны делать, потому что Ты справедлив, потому…»

   Толпа насмехается и ропщет. Слышатся несколько эпитетов, хотя и сказанные вполголоса, такие как «Лжец! Трус! Этим самым утром он говорил иначе!»

   «Ну? Что Я должен делать?»

   «Иди! Иди к центуриону! Быстрее! Прежде чем посыльный уедет. Видишь? Они готовят лошадей! О! Пожалей меня!»

   Иисус смотрит на него: маленький, дрожащий, бледный от страха, жалкий… и рассматривает его… сочувственно. Только четверо глаз смотрят на него с жалостью: глаза Иисуса и Его Матери. Все остальные глаза или ироничны, или суровы, или огорчены… Даже глаза Иоанна и Андрея безжалостны в презрительной суровости.

   «У Меня есть жалость. Но Я не пойду к центуриону…»

   «Он Твой друг…»

   «Нет».

   «Он благодарен Тебе. Я имею в виду… потому что Ты исцелил его слугу».

   «Я исцелил также твоего внука. Но ты не благодарен Мне, хотя ты израильтянин, как и Я. Благодетельная помощь не создает обязательств».

   «Да, создает. Горе тем, кто не благодарен за…» Илия понимает, что осуждает самого себя и замолкает, заикаясь. Толпа насмехается над ним.

   «Быстрее, Ребе. Великий Ребе! Святой Ребе! Он отдает приказ, видишь?! Они вот-вот уедут! Ты хочешь, чтобы надо мной смеялись! Ты хочешь, чтобы я умер!»

   «Нет. Я не пойду к нему, чтобы напомнить об услуге. Иди и скажи ему: “Учитель говорит тебе быть милосердным”. Иди!»

   Илия убегает, а Иисус идет в противоположном направлении к Своему дому.

   6. Центурион, должно быть, согласился, потому что я вижу как солдаты, сидящие в седлах, спешиваются и возвращают восковую табличку центуриону, а затем уводят лошадей.

   «Какая жалость! Это бы ему пошло на пользу!» — восклицает Петр, а Матфей отвечает ему: «Учитель должен был позволить ему быть наказанным! Удар за каждое оскорбление нанесенное нам. Ненавистный старик!»

   «А так он готов начать все сначала!» — восклицает Фома.

   Иисус сурово оборачивается: «У Меня последователи, или демоны? Пойдите прочь вы, с безжалостными сердцами! Ваше присутствие Мне неприятно».

   Трое остаются там, где были, окаменев от упрека. «Сын! Ты уже так опечален! И Я в таком великом горе! Не добавляй еще и это… Посмотри на них!…» — умоляет Мария.

   И Иисус оборачивается, чтобы посмотреть на троих. Три безутешных лица, с глазами полными надежды и скорби. «Пойдем!» — приказывает Иисус.

   О! Ласточки не так стремительны, как эти трое.

   «И пусть Я слышу в последний раз, как вы говорите такие слова. Ты, Матфей, не имеешь права говорить так. Ты, Фома, еще не умер, чтобы судить о том, кто несовершенен, думая, что ты спасен. А ты, Симон Ионин, ведешь себя как камень, который с великим трудом вкатывают на вершину горы, а потом он скатывается в долину. Поймите, что Я имею в виду…  А теперь слушайте. Бесполезно говорить здесь в синагоге или в городе. Я буду говорить с лодок на озере, то в одном, то в другом месте. Приготовьте лодки, сколько их необходимо и мы будем выходить в тихие вечера или на прохладных рассветах…»