Порфирия поднимает свои мягкие глаза и, глядя на усталое подавленное лицо Иисуса, она как бы говорит: «Конечно». Но, приученная молчать, ничего не говорит.

   3. Послушай, Порфирия. Ты разумная женщина и хорошая ученица. Я очень полюбил тебя с тех пор как встретился с тобой, для Меня было великой радостью принять тебя в качестве ученицы, и Я доверил тебе мальчика. Я знаю, что только немногие женщины так же мудры и разумны как ты. И Я знаю, что ты умеешь хранить молчание: очень редкая добродетель среди женщин. По всем этим причинам Я пришел поговорить с тобой тайно и доверить тебе то, о чем никто не знает, даже апостолы, и даже Симон. Я доверяю это тебе, потому что должен сказать тебе, как ты в будущем должна вести себя с Марцианом… и со всеми… Я уверен, что ты примешь просьбу своего Учителя и что будешь так же разумна как всегда…»

  Порфирия, которая поистине зарделась, услышав похвалу своего Господа, в состоянии только согласно кивать, так как она слишком тронута, чтобы смочь произнести какие-либо слова, выражающие ее согласие; она поистине так робка и привыкла находиться под давлением властных людей, отдающих ей приказания не интересуясь, склонна ли она согласиться…

   «Порфирия… Я больше никогда не вернусь в эту часть страны. Никогда больше, пока не исполнится все… Ты ведь знаешь, что Я должен совершить, не так ли?…»

   При этих словах Порфирия роняет свои волосы, которые она еще придерживала левой рукой у тыльной части шеи, и издает звук, который больше похож на рыдание, чем на плач. Она подавляет его, сжав свое лицо обоими руками и упав на колени со стоном: «Я знаю, Господь, мой Бог…» И плачет так тихо, что ее плач проявляется только в слезах, падающих на пол сквозь ее пальцы, сжимающие лицо.

   «Не плачь, Порфирия. Я пришел именно для этого. Я готов… и готовы те, кто, служа Злу, будут, на самом деле, служить  Добру, потому что они станут причиной начала часа Искупления. Оно может быть исполнено даже сейчас, потому что как они, так и Я готовы… и каждый следующий проходящий час, или событие, которое произойдет, будут служить не чему иному, как… завершению их преступления… и Моего Жертвоприношения. Но также эти часы, а их будет еще много, прежде чем настанет тот час, должны пройти в служении… Осталось еще что-то, что должно быть сказано, чтобы все, что должно быть исполнено, чтобы обо Мне стало известно, могло быть исполнено… Но Я больше не вернусь сюда… Я вижу это место в последний раз. Я вошел в этот честный дом в последний раз… Не плачь…  Я не хотел уйти, не попрощавшись с тобой и не дав тебе благословений твоего Учителя. Я возьму с Собой Марциана. Он будет со Мной сейчас, когда Я иду к финикийской границе и также позже, когда Я дойду до Иудеи, чтобы отпраздновать праздник Кущей. Не составит никакого труда послать его обратно сюда до наступления глубокой зимы. Бедный мальчик! Он будет радоваться в общении со Мной некоторое время.

   4. И потом… Порфирия, было бы неправильно, чтобы Марциан присутствовал при Моем часе. Поэтому ты не позволишь ему пойти на Пасху…»

   «Заповедь, Господь…»

   «Я освобождаю его от исполнения заповеди. Я Учитель, Порфирия, и Я Бог, как ты знаешь. Как Бог Я могу заранее освободить от вины из-за несоблюдения заповеди, которой даже нет, потому что Я приказываю это по справедливости. Повиновение Моему приказу само по себе является освобождением от наказания за неисполнение заповеди, ибо повиновение Богу, – что также является жертвоприношением для Марциана, — всегда превыше всего. И Я Учитель. Плох учитель, который не может соразмерить способности и реакции ученика, и не учитывает тех последствий, которые могут быть вызваны непосильным перенапряжением его сил. Призывая к добродетельным деяниям, также следует быть разумным и не требовать максимума, который не может быть достигнут на том уровне духовного совершенства или силы, который присущ данной личности. Требуя слишком великой добродетели или духовного самоконтроля, которые не соответствуют ступени духовной, моральной и физической силы, достигнутой этой личностью, можно стать причиной утраты уже накопленной силы, а также сокрушить человеческое существо на всех трех уровнях: духовно, морально и физически. Марциан, бедный мальчик, уже слишком многое перестрадал и  до такой степени близко знаком с жестокостью своих собратьев, человеческих существ, что почти возненавидел их. Он не сможет вынести Моих Страстей: этого моря скорбящей любви, в которой Я омою грехи мира, и моря сатанинской ненависти, пытающейся сокрушить всех, кого Я любил, и разрушить весь Мой труд Учителя. Истинно говорю тебе, что даже сильнейшие согнутся под давлением Сатаны, по крайней мере на короткое время… Но Я не желаю, чтобы Марциан согнулся или испил этой горестной воды… Он невинен… и дорог Мне… Мне жаль, очень жаль тех, кто уже пострадал сверх той меры, которую допускали его силы… Я отозвал в загробный мир душу Иоанна из Эндора…»

   «Иоанн умер? О! Марциан написал для него много свитков… Еще одна скорбь для ребенка…»

   «Я сообщу ему о смерти Иоанна… Я говорил, что заберу его из этого мира, чтобы предохранить и его от потрясений этого часа. Иоанн тоже слишком много пострадал от людей. Зачем пробуждать утихшие чувства? Бог добр. Он испытывает своих детей, но Он не безрассудный экспериментатор… О! Если бы люди были способны сделать столь многое! Насколько меньше сердец были бы опустошены, или просто, насколько меньше было бы опасных бурь в сердцах!… Но, возвращаясь к Марциану, он не должен приходить на следующую Пасху. Ничего не говори в настоящее время. Когда придет время, скажи ему: “Учитель приказал мне не посылать тебя в Иерусалим. И Он обещал тебе особое вознаграждение, если ты повинуешься Ему”. Марциан хороший и он послушается…

   Вот чего Я хочу от тебя, Порфирия. Твоего молчания, твоей преданности, твоей любви».

  5. «Все, что Ты пожелаешь, мой Господь. Ты оказал своей служанке слишком великую честь… Я не заслуживаю столь многого… Иди с миром, Учитель и Бог. Я исполню все, что Ты желаешь…» — но скорбь переполняет ее, и она в изнеможении падает лицом на пол, — все это время она была на коленях, отдыхая, сидя на пятках, глядя на лицо Иисуса, — она падает на пол полностью покрытая мантией своих волос цвета воронова крыла, рыдая громким голосом: «Как это печально, Учитель! О! Как печально! Что все завершается! Что мир грядет к своему концу! Особенно для нас, любящих Тебя! И для Твоей служанки! Единственный! Единственный, Кто действительно любил меня! Кто никогда не презирал меня! Кто никогда не был со мной властолюбивым! Кто обращался со мной как с другими, хотя я так невежественна, слаба и глупа! О! Марциан и я, — потому что Марциан был первым, кто сказал мне об этом, — мы были спокойны… Все говорили, что это не может быть правдой… Все: Симон, Нафанаил, Филипп… и их жены… и они знали, они ученые… и Симон… да! Мой Симон, если Ты избрал его, то он, должно быть, чего-то стоит!… и все они говорили, что это невозможно… Но сейчас Ты говоришь, что это так… и мы не можем сомневаться в Твоем слове…» Она поистине безутешна и трогательна в своем горе.

   Иисус наклоняется, чтобы положить руку на ее голову: «Не надо так плакать … Марциан услышит нас… Я знаю… Никто не верит в это, никто не желает верить в это… и сама их ученость и любовь являются причиной их неверия… Но это так… Порфирия, Я ухожу. Прежде чем покинуть тебя, я благословляю тебя сейчас и навеки. Всегда помни, что Я любил тебя и что Я доволен твоей любовью ко Мне. Я не говорю: будь стойкой и пребывай в ней. Я знаю, что ты пребудешь в ней, ибо воспоминания о твоем Учителе всегда будут твоим утешением, и ты примешь прибежище в них. Это будет твоим утешением и миром также в час смерти. Затем прими во внимание, что твой Учитель умер, чтобы раскрыть для тебя двери Небесного Рая и что Он ожидает тебя там… Сейчас встань. Я пойду и разбужу Марциана и поговорю с ним. Устрани следы своих слез и присоединяйся к нам. Иоанн ожидает Меня, чтобы перевезти Меня в Капернаум. Если ты хочешь послать что-нибудь Симону, приготовь это. Помни, что он будет нуждаться в теплой одежде…»

   Порфирия, истинно покорная и послушная, целует стопы Иисуса, и собиралась встать, когда волна любви заставляет ее потерять голову и, глубоко покраснев, она берет руки Иисуса и целует их один раз, дважды, десять раз. Затем она встает и позволяет Ему уйти.

  6. Иисус выходит и поднимается на террасу, Он входит под нечто вроде тента, образованного парусами, растянутыми на веревках, под которым находятся две кровати. Марциан еще спит лицом вниз, прижавшись к маленькой подушке. Только одна скула его несколько смуглого лица и длинная худая рука видны из-под простыни, которая покрывает его.

   Иисус садится на пол рядом с кроватью и нежно гладит взъерошенные локоны, которые падают на бледные щеки спящего мальчика, который шевелится, но пока не просыпается. Иисус повторяет Свое движение и наклоняется, чтобы поцеловать мальчика в лоб, который сейчас открыт.

   Марциан открывает глаза и видит рядом с собой Иисуса, склонившегося над ним. Ему трудно поверить в это, возможно, он думает, что еще спит. Но Иисус зовет его и затем юноша садится и бросается в объятия Иисуса, найдя в них свое прибежище… «Ты здесь, Учитель?»

   «Я пришел, чтобы забрать тебя с Собой на несколько месяцев. Ты рад?»

   «О! А Симон?»

   «Он в Капернауме. Я приплыл с Иоанном…»

   «Он тоже вернулся? Он будет счастлив! Я дам ему то, что я записал».

   «Я говорю не об Иоанне из Эндора, а об Иоанне сыне Зеведея. Ты не рад?»

   «Да. Я люблю его. Но я люблю и другого… чуть больше…»

   «Почему, Марциан? Иоанн Зеведеев такой хороший».

  «Да, но другой Иоанн такой несчастный, и я тоже был несчастным, и все еще немножко… Люди, которые страдали, понимают и любят друг друга…»

   «Был бы ты счастлив, узнав, что он больше не страдает и что он очень счастлив?»

   «Конечно, был бы. Но он не может быть счастлив, пока он не с Тобой. Или… Возможно, он умер, Господь?»

   «Он в мире и мы должны быть довольны этим, не будучи эгоистичными, потому что он умер как праведник и потому что его дух больше не отделен от нашего. У нас есть еще один друг, молящийся за нас».

   Две большие слезы скатились вниз по очень худому бледному лицу Марциана, и он шепчет: «Это верно».

  Иисус больше ничего не говорит, не делает Он и каких-либо замечаний относительно физического и морального состояния Марциана, который явно ослабел. Напротив, Он говорит: “Пойдем. Я уже поговорил с Порфирией. Она, конечно, приготовила твои одежды. Приведи себя в порядок, потому что Иоанн ждет нас. Мы преподнесем Симону сюрприз. Это не его лодка возвращается в Капернаум? Возможно, он рыбачил на обратном пути…»

   «Да, это его лодка. Куда мы пойдем, Господь?»

   «На север, а затем в Иудею».

   «На долгое время?»

   «Да, на долгое».

  Марциан, взволнованный перспективой провести несколько месяцев с Иисусом, быстро встает и бежит умываться в озере. Он возвращается с еще влажными волосами, восклицая: «Я видел Иоанна, он помахал мне. Он у устья речки, среди камышей…»

   «Пойдем».

  7. Они спускаются по лестнице. Порфирия закрывает две сумки и говорит: «Я решила отправить теплую одежду позже, с моим братом, который придет в Гефсиманию на праздник Кущей. Ты и твой отец сможете ходить быстрее», — и, окончательно завязывая ремешки, перечисляет, что приготовила: молоко, хлеб, фрукты…

   «Мы возьмем все и поедим в лодке. Я хочу отправиться прежде, чем на берегу появятся люди. До свидания, Порфирия. Пусть Бог всегда благословляет тебя и пусть мир праведницы всегда пребудет с тобой. Пойдем, Марциан…»

   Они быстро проходят короткое расстояние до берега, и пока Марциан идет позвать Иоанна, Иисус идет к лодке, где к Нему вскоре присоединяются и они, выбежав из зарослей камыша и прыгнув в лодку. Они сразу упираются веслами в берег, чтобы столкнуть лодку на глубокую воду.

  Короткое плавание вскоре заканчивается, и они причаливают к небольшому побережью Капернаума дожидаясь прибытия лодки Петра. Ранний час избавил их от перспективы оказаться окруженными сбежавшейся толпой, и потому они едят свой хлеб и фрукты в мире, лежа на песке в тени лодки.

  Симон заметил Иисуса только сойдя на берег и увидев Его, встающего из-за лодки. «Учитель! И ты, Марциан! И давно вы здесь?»

   «Только что. Меня вызвали в Вифсаиду. Поспеши. Мы сразу же должны отправляться…»

   Петр смотрит на Него, но ничего не говорит. Вместе со своими спутниками он выгружает улов, сумки с одеждой, включая и одежду Иоанна, который, наконец, смог одеться. Спутник Симона что-то спрашивает у него, и он жестом показывает ему: «Жди…»

   Они идут к дому и входят в него. Все апостолы там.

   «Поспешите. Мы немедленно же уходим. Возьмите все, потому что сюда мы больше не вернемся», — приказывает Иисус.

   Апостолы переглядываются и, молча, обмениваются жестами, но подчиняются. Я думаю, что они действуют поспешно, чтобы  переговорить друг с другом в других комнатах…

   8. Иисус остается на кухне вместе с Марцианом и прощается с хозяевами дома. Но Он не говорит им: «Я больше не вернусь». Не говорит Он этого и жителям Капернаума, которые встречают Его на улицах и приветствуют Его. Он приветствует их обычным образом, как всегда, когда покидает город, Останавливается только у дома Иаира. Но Иаир еще не вернулся…

   У источника Он встречает маленькую старушку, которая живет рядом с домом матери маленького Алфея и говорит ей: «Вскоре сюда придет вдова. Она будет искать тебя. Она собирается поселиться здесь. Будь с ней дружелюбной и будь очень доброй к мальчику и его братьям… Делай это свято, во имя Мое…»

   На ходу Он говорит: «Мне бы хотелось попрощаться со всеми детьми…»

  «Ты можешь сделать это, Учитель. Почему бы Тебе не отдохнуть? Ты очень устал. Ты выглядишь бледным и у Тебя усталые глаза. На Тебе это плохо сказывается… Еще жарко и Ты, конечно не спал в Тиверии или у Хузы…»

   «Я не могу, Симон, Мне нужно побывать во многих, а время коротко…»

 Они на берегу. Иисус зовет помощников Петра и прощается с ними, поручив им отбуксировать маленькую лодку в селение у Гиппии и передать ее Савлу Захарии.

   Затем Он идет по тенистой дороге вдоль речки, доходит до перекрестка и пересекает его.

   «Куда мы идем, Господь?» — спрашивает Петр, до сих пор говоривший вполголоса со своими товарищами.

   «К Иуде и Анне, а затем в Хоразин. Я хочу попрощаться с Моими добрыми друзьями…»

   Апостолы стали еще больше переглядываться и шептаться.

   9. Наконец, Иаков Алфеев ускоряет шаг и настигает Иисуса, идущего впереди них вместе с Марцианом. «Брат, мы больше не вернемся в эти места, раз Ты говоришь, что хочешь попрощаться с Твоими друзьями? Нам хотелось бы знать».

   «Вы, конечно, вернетесь. Но через много месяцев».

   «А Ты?»

 Иисус  отвечает уклончивым жестом… Марциан предусмотрительно отстает и присоединяется к остальным, то есть, ко всей группе, за исключением Искариота, который идет один, за всеми, несколько удрученный, как бы безразличный ко всему.

   «Брат, что с Тобой случилось?» — спрашивает Иаков, кладя руку на плечо Иисуса.

   «Почему ты спрашиваешь у Меня?»

  «Потому что… Я не знаю… Мы все гадаем… Ты кажешься изменившимся… Ты прибыл с одним Иоанном… Симон сказал, что Ты был гостем Хузы… Ты не отдыхал… Ты приветствовал только нескольких человек… Кажется, что Ты не хотел возвращаться сюда… И Твое лицо… Мы больше не заслуживаем быть в курсе происходящего? Даже я… Ты очень любил меня… Ты говорил мне вещи, о которых знал только я один…»

   «Я по-прежнему люблю тебя. Но Мне нечего сказать. Я потерял на день больше, чем предполагал. Я должен наверстать упущенное время».

   «Было необходимо идти на север?»

   «Да, брат, было».

   «Тогда… О! Ты страдаешь. Я вижу это…»

  Иисус обнимает его, обхватив рукой плечи Своего двоюродного брата: «Иоанн из Эндора умер. Ты знал об этом?»

   «Симон сказал мне, когда я собирал свою одежду. Что еще?…»

   «Я расстался с Моей Матерью».

   «Что еще?» — Иаков, который ниже ростом, чем Иисус, смотрит на Него вверх, настойчиво, вопросительно.

   «И Я рад быть с тобой, со всеми вами, с Марцианом. Я собираюсь держать его при Себе в течение нескольких месяцев. Он нуждается в этом. Он печален и страдает. Ты видел его?»

   «Да. Но это не имеет ничего общего с моим вопросом…  Ты не желаешь сказать мне. Это не имеет значения. Я люблю Тебя, даже если Ты не обращаешься со мной как с другом».

   «Иаков, ты для Меня больше, чем друг. Но Моему сердцу нужен отдых…»

   «И потому Ты не говоришь о том, что печалит Тебя. Я ведь вижу. Это Иуда  огорчил Тебя?»

   «Иуда? Твой брат?»

   «Нет. Другой Иуда».

   «Почему ты задаешь Мне этот вопрос?»

   «Я не знаю. Пока Тебя не было, посланник, мы не знаем чей, несколько раз искал Иуду. Он каждый раз отвергал его, но…»

  «Что касается вас, то для вас каждый поступок Иуды всегда является преступлением, Почему всем вам не хватает милосердия?…»

   «Потому что он такой мрачный, причиняющий огорчения. Он избегает своих товарищей. Он нерасположен к ним…»

   «Оставьте его в покое. Он с нами уже больше двух лет и всегда был таким… Подумай о том, как рады будут эти два старика. А знаешь ли ты, почему Я туда иду? Я хочу порекомендовать им маленького плотника из Хоразина…»

   Они удаляются, разговаривая. За ними группой идут апостолы,  подождавшие Иуду, чтобы не оставлять его позади в полном одиночестве, хотя он настолько явно нерасположен к общению, что никого не воодушевляет перспектива разделить с ним компанию.