29 августа 1946

   1. Они все еще находятся среди скалистых гор, на тропе, по которой не может проехать ни одна повозка, кроме пеших странников или людей верхом на сильных горных ослах, которые выше и сильнее обычных маленьких осликов, встречающихся на равнинах. Многие люди могут счесть это наблюдение довольно неоригинальным, но я, тем не менее, отмечаю это.

   В Самарии есть обычаи, которые отличаются от обычаев других мест, как в том, что касается одежды, так и во многом другом. И одно из отличий состоит в том, что здесь большое количество собак, в отличие от других мест, и это удивило меня так же, как наличие свиней в Декаполисе. Возможно, что здесь много собак, потому что в Самарии много пастухов и, вероятно, много волков в этих диких горах. Здесь много собак также потому, что я вижу, что в Самарии пастухи большей частью пасут в одиночку, самое большее с мальчиком подпаском. Каждый пасет свое собственное стадо, тогда как в других местах обыкновенно несколько пастухов пасут большие стада богатых людей. Факт, что здесь каждый пастух имеет одну или нескольких собак в зависимости от числа овец в его стаде.

   Другой особенностью являются ослы, почти такие же высокие, как лошади, они крепкие, способные взбираться в эти горы с тяжелой поклажей на вьючных седлах, а также с большими бревнами, поскольку я видела их спускающимися с ними с этих прекрасных гор, покрытых вековыми лесами.

   Следующая отличительная особенность: простота манер местных жителей, которые, не будучи грешниками, какими их считают иудеи и галилеяне, открыты и искренни, лишены слепого фанатизма и нелепых комплексов других народов. Они гостеприимны. Это замечание наводит меня на мысль, что в притче о добром самарянине заключено не только намерение указать на то, что такое добро и что такое зло повсюду и во всех расах, и что даже среди еретиков могут быть праведные люди, но также и действительное описание поведения самарян в отношении к тем, кто  находится в нужде. Они, возможно, остановились на Пятикнижии, я слышу их говорящими о нем и ни о чем больше, но они практикуют его, по крайней мере, по отношению к ближним, с большей честностью, чем другие, с их шестьюстами тринадцатью заповедями и т.д.

   2. Апостолы беседуют с Учителем, и хотя они убежденные израильтяне, но вынуждены оценить и одобрить поведение людей Сихема, пригласивших Иисуса остаться с ними, как я поняла из их слов.

    «Вы слышали, как они совершенно ясно говорили, что им известно о ненависти иудеев? Они говорили:“Они ненавидят Тебя больше, чем нас, самарян, так сильно, как никогда не ненавидели и не ненавидят нас. Нет пределов их ненависти к Тебе”».

   «А тот старик? Как верно он сказал: “В конце концов, это только закономерно и так и должно быть, потому что Ты не человек, Ты Христос, Спаситель мира и, таким образом, Ты Сын Божий, потому что только Бог может спасти порочный мир. Поэтому, так как у Тебя, как у Бога, нет пределов, то нет пределов Твоей власти, Твоей святости и Твоей любви, так же и Твоя победа над Злым не будет иметь пределов, и потому естественно, что Зло и Ненависть, которая есть то же самое Зло, питаемые ими к Тебе, тоже не имеют пределов”. Он действительно сказал правду! И эта мысль объясняет очень многое!» — говорит Зелот.

    «Что она объясняет, по-твоему? Я… я говорю, что она объясняет только, что они (то есть враги Христа) глупы», — прямолинейно говорит Фома.

    «Нет. Глупость была бы оправданием. Но они не глупы».

    «Тогда опьяненные, опьяненные ненавистью», — отвечает Фома.

    «И даже не это. Опьянение, начавшись внезапно, проходит. Но их ненависть не проходит».

   «Она не может быть большей, чем есть! И это длится уже так долго… что она должна была бы уже утихнуть».

   «Друзья Мои, она еще не достигла своей цели», — спокойно говорит Иисус, как если бы целью этой ненависти не была Его смерть.

    «Нет?! Так они никогда не оставят нас в покое?!»

    «Учитель, они не могут заставить себя поверить, что я говорил правду. Но я ее сказал. О! Я в самом деле сказал ее! И говорю также, что если бы это зависело от вас, вы бы все угодили в ловушку, как Креститель. Но они не достигнут своей цели, потому что я на страже…» — говорит Искариот.

    Иисус смотрит на него. И я тоже смотрю на него с интересом, меня уже несколько дней интересует, было ли поведение Искариота вызвано истинным действительным возвращением на путь добродетели и любви к Учителю, освобождением от человеческих и сверхчеловеческих сил, которые сдерживали его, или это более тонкая подготовительная работа к заключительному удару, еще большее порабощение врагам Христа и Сатане. Но Иуда такое особенное существо, которое не поддается расшифровке. Только Бог может понять его. И Бог, Иисус, накинул покров милосердия и благоразумия на все поступки и личность Своего апостола… покров, который будет устранен, пролив полный свет на столь многие вопросы, которые в настоящее время покрыты тайной, только когда будут раскрыты книги на Небесах.

   3. Мысль о том, что ненависть врагов еще не достигла своей цели, так сильно обеспокоила апостолов, что они остановились на некоторое время, чтобы обсудить ее. Затем Фома, обращаясь к Зелоту, говорит: «Ну, тогда, если они не опьянены и не глупы, если их ненависть объясняется многими вещами, но не этими, то чем же она объясняется? Кто они? Ты не сказал нам…»

   «Кто они? Они одержимые. Они – то самое, кем, как они говорят, является Он. Этим объясняется их ярость, напротив, чем более Он являет Свою власть, тем более возрастает их ненависть. Самаритянин сказал правду. В Нем, Сыне Отца и Марии, Человеке и Боге, присутствует Бесконечность Бога, и Ненависть, которая противостоит этой совершенной Бесконечности, бесконечна, даже если в своей безграничности Ненависть не совершенна, потому что только Бог совершен в Своих деяниях. Но если бы ненависть коснулась бездны совершенства, то она, коснувшись ее, пала бы, более того, она бы вновь отскочила и страстно ринулась бы вниз, в бездну ада, восстав против Христа, чтобы ранить Его оружием, выхваченным из этой инфернальной бездны. На небосводе, управляемом Богом, сияет только одно солнце. Оно восходит, светит и садится, уступая место меньшему светилу, которым является луна. Луна, посветив в свою очередь, садится, чтобы уступить место солнцу. Звезды учат людей многому, потому что они покорны воле Творца. Люди ей не покорны. Противодействие Учителю это пример такой непокорности. Что бы случилось, если бы луна сказала: “Я не хочу садиться и пойду обратно по тому пути, по которому шла.”? Она бы, конечно, столкнулось с солнцем, ужасая и повреждая все Творение. Вот чего они желают, так как думают, что могут разбить вдребезги Солнце…»

   «Это борьба Тьмы против Света. Мы видим это каждый день на рассвете и вечером. Две силы, противоположные друг другу, поочередно господствуют над Землей. Но Тьма всегда побеждается, потому что она никогда не абсолютна. Небольшой свет всегда струится, даже в самую беззвездную ночь. Сам воздух, кажется, создает его и излучает в бесконечном пространстве небесного свода, даже если он очень скуден, чтобы убедить людей, что звезды не погасли. И я говорю, что подобным же образом в этой особенной тьме Зла против Света, который является Иисусом, этот Свет будет здесь, чтобы утешать тех, кто верит в Него, невзирая на все усилия Тьмы», — говорит Иоанн, улыбаясь своим собственным мыслям, в которые он погружен, как бы говоря с самим собой.

    Его мысль продолжает Иоаков Алфеев. «В писаниях Христос назван “Утренней звездой”. Итак, Он тоже познает ночь, и, – это меня ужасает, – мы также должны знать об этом, о периоде времени когда Свет не будет казаться сильным, тогда как Тьма будет выглядеть победившей. Но поскольку Он назван Утренней Звездой, что исключает ограничение времени, то я говорю, что после преходящей ночи Он станет чистым, свежим, девственным утренним Светом, обновляющим мир, подобно тому свету, который последовал за Хаосом в первый день. О! Да. Мир будет воссоздан в Его Свете».

  «И прокляты будут распутники, которые поднимут свои руки, чтобы поразить Свет, повторяя ошибки уже совершенные Люцифером и теми, кто надругались над святыми. Яхве предоставил человеку свободу в своих действиях. Но ради человека Он не позволит Аду восторжествовать».

   4. «О! Хорошо, что после такой глубокой сонливости нашего духа, при которой все мы казались глупыми и вялыми из-за преждевременной старости, мудрость вновь расцветает на наших устах! Мы больше не кажемся самими собой! Сейчас я вновь обрел Зелота и Иоанна, и двух братьев добрых старых дней!» — говорит Искариот, приветствуя их.

   «Я не думаю, что мы настолько изменились, что больше не кажемся самими собой», — говорит Петр.

    «Мы действительно изменились. Все мы. И ты – в первую очередь. А затем Симон и все остальные, включая меня. Если здесь есть кто-то, кто более или менее такой же как прежде, то это Иоанн.

    «Х’м! Я действительно не знаю в чем…»

    «В чем? В необщительности, как если бы мы устали, безразличны, озабочены… Мы больше не слушали разговоров как в старые добрые времена, таких как нынешние, которые так полезны…»

    «Для споров», — говорит Фаддей, помня, как часто они превращались в пререкания из-за пустяков.

   «Нет, для нашего становления. Потому что не все мы подобны Нафанаилу, или Симону, или вам, сыновьям Алфея в том, что касается рождения и мудрости. И те, кто уступают в этом, учатся у тех, кто больше преуспел», — отвечает Искариот.

   «В самом деле… я бы сказал, что это самое необходимое, чтобы возрастать в справедливости. И Симон преподал нам в этом прекрасный урок», — говорит Фома.

    «Я? Ты видишь вещи в превратном свете. Я самый тупой из вас», — говорит Петр.

    «Нет. Ты изменился больше всех. В этом отношении Иуда из Кериофа прав. В тебе осталось очень мало от того Симона, которого я встретил, когда пришел и присоединился к вам и остался таким, простите меня, каким был долгое время. С тех пор как я вновь присоединился к вам, после разлуки перед праздником Посвящения, ты постоянно совершенствовался. Сейчас ты… да, я скажу тебе: в тебе больше стало отеческих качеств, и в то же самое время ты стал более аскетичным. Ты большее выносишь от своих бедных братьев, чем это было раньше…. И видно, по крайней мере, я это вижу, чего это тебе стоит. Но ты контролируешь себя. Ты никогда не командовал с таким большим уважением, как делаешь это сейчас, и ты не говоришь и не упрекаешь так много, как раньше…»

    «Ну, мой дорогой друг! Очень любезно с твоей стороны, так судить обо мне… Я вообще не изменился, за исключением моей любви к Учителю, которая все более и более возрастает».

     «Нет. Фома прав. Ты очень сильно изменился», — подтверждают многие из них.

    «Кто знает! Вы так говорите…» — говорит Петр, пожимая плечами. И добавляет: «Только Учитель может дать однозначную оценку. Но я сочту за лучшее не спрашивать его об этом. Ему известно о моей слабости и Он знает, что незаслуженная похвала может повредить моему духу. Так что Он не похвалил бы меня, и поступил бы правильно. Я все больше и больше знакомлюсь с Его сердцем и Его методом и вижу, какие они праведные».

    «Потому что у тебя честный ум и твоя любовь все возрастает. Твоя любовь к Учителю дает тебе способность видения и понимания. Твой Учитель, истинный и величайший Учитель, который делает тебя способным понимать твоего Учителя, есть Любовь», — говорит Иисус, Который до сих пор слушал и молчал.

   5. «Я думаю… это также печаль, которая есть во мне…»

    «Печаль? Почему?» — спрашивают некоторые.

   «Эх! Из-за многих вещей, которые, в конечном счете, сходятся в одном: что Учитель страдает… и при мысли о том, что Он будет страдать. Нам уже невозможно быть такими рассеянными, какими мы были в ранние дни, подобно незнающим детям, сейчас, когда мы знаем, что способны сделать люди и как должно страдать, чтобы спасти их. О! Мы думаем, что все было легко в ранние дни! Мы думали, что все, что нам надо сделать, чтобы другие люди встали рядом с нами, это представить себя! Мы думали, что завоевание Израиля и мира подобно… забрасыванию сетей в воды изобилующие рыбой. Боже мой! Я думаю, что если у Него не будет хорошего улова, то у нас его не будет вообще. Но это ничто! Я думаю, что они грешны и что они заставляют Его страдать. И я думаю, что в этом вообще состоит причина нашего изменения…»

    «Это верно. Что касается меня, то это верно», — подтверждает Зелот.

    «Также и в отношении меня. Также в отношении меня», — подтверждают остальные.

   «Я беспокоился об этом долгое время и пытался найти… какую-нибудь хорошую поддержку. Но меня предали … а вы не поняли меня… И я не понимал вас. Я думал, что вы были такими из-за духовной усталости, отсутствия доверия, разочарования…»

   «Я никогда не надеялся на человеческие радости, поэтому я не был разочарован», — говорит Зелот.

    «Мой брат и я хотели бы, чтобы Он одержал победу, но ради Его собственной радости. Мы последовали за Ним из любви скорее как Его родственники, чем как ученики. Мы с самого нашего детства всегда следовали за Ним. Он был младше нас, но всегда настолько более великим, чем мы…» — говорит Иаков в безграничном восхищении своим Иисусом.

    «Если есть что-то, о чем мы сожалеем, так это то, что не все Его родственники любят Его в духе и только духом. Но мы не единственные в Израиле,  любящие Его неправильным образом», — говорит Фаддей.

    6. Иуда Искариот смотрит на него и, вероятно, что-то сказал бы, но его внимание было отвлечено криком, донесшимся с холма, возвышающимся над маленьким селением, которое они огибали в поисках дороги, ведущей в него.

    «Иисус! Ребе Иисус! Сын Давидов и наш Господь, будь милосерден к нам».

   «Это прокаженные! Пойдем, Учитель, в противном случае все село сбежится сюда и задержат, пригласив в свои дома», — говорят апостолы.

    Но у прокаженных имеется преимущество, так как они располагаются ближе к селу, выше дороги, по крайней мере, в пятистах метрах от деревни, и они спускаются, хромая, и бегут к Иисусу, повторяя свои мольбы.

   «Войдем в село, Учитель. Они не смогут войти вслед за нами», — говорят некоторые из апостолов, но остальные замечают: «Несколько женщин уже вышли из домов и смотрят. Если мы войдем в село, мы избегнем прокаженных, но нас узнают и задержат».

   И пока они колеблются относительно того, что им следует делать, прокаженные подходят ближе к Иисусу, Который, не обращая внимания на все «если» и «но» Своих учеников, идет Своей дорогой. И апостолы уступают и следуют за Ним, тогда как женщины вместе с детьми, висящими на их юбках и несколькими стариками, оставшимися в деревне, подходят, чтобы посмотреть, что происходит, находясь на разумной дистанции от прокаженных, которые, однако, останавливаются в нескольких метрах от Иисуса и вновь молят: «Иисус, будь к нам милосерден!»

   7. Иисус взглянул на них на мгновение; затем, не приближаясь к скорбной группе, спрашивает: «Вы из этого села?»

   «Нет, Учитель. Мы пришли из разных мест. Но другая сторона этой горы, где мы остановились, обращена к дороге на Иерихон и это для нас хорошее место…»

      «Пойдите тогда к селу, ближайшему к вашей горе и покажитесь священникам».

     И Иисус продолжает Свой путь, отойдя на обочину, чтобы не коснуться прокаженных, которые смотрят на Него, пока Он подходит ближе, своими бедными пораженными болезнью глазами, полными надежды. Поравнявшись с ними, Иисус поднимает руку для благословения.

   Народ деревни разочарован и возвращается к своим домам… Прокаженные вновь карабкаются на гору, направляясь к своим пещерам или к дороге на Иерихон.

    «Ты правильно поступил, не исцелив их. Люди в деревне не позволили бы нам уйти…»

    «Да, и нам надо достичь Ефраима, прежде чем наступит ночь».

    Иисус молча продолжает идти. Село теперь скрылось за поворотом извилистой дороги, которая следует за неправильным контуром горы, у подножия которой она проложена.

    Но до них доносится голос: «Хвала Всевышнему Богу и Его истинному Мессии. В Нем пребывает вся сила, мудрость и милосердие! Хвала Всевышнему Богу, даровавшему нам мир через Него. Хвалите Его,  о, люди городов в Иудее, Самарии, Галилеи и Заиорданья. Пусть хвала Всевышнему и Его Христу достигнет снегов на Великом Ермоне, до испепеленных камней Идумеи, до берегов, омываемых волнами Великого Моря. Исполнилось пророчество Валаама. Звезда Иакова сияет в восстановленном небе отечества, обновленном истинным Пастырем. И обещания, данные патриархам, также исполнились! Вот, вот это Слово Илии, Которое возлюбило нас. Слушайте его, люди Палестины и понимайте его. Не нужно больше хромать на обе ноги, но следует избрать свет духа, и если свет праведен, то выбор будет правильным. Это Господь, следуйте Ему! Ах! До сих пор мы были наказаны, потому что мы не стремились понять! Человек божий проклял ложные алтари, пророчествуя: “Родится сын дому Давидову, имя его Иешуа который совершит жертву на алтаре и сожжет кости Адама. И алтарь распадется до самых недр земли и пепел жертвоприношения будет рассеян к северу, к югу, к востоку и западу, где садится солнце”[1]. Не поступайте как глупый Охозия, который направил посланников, чтобы советоваться с богом Екрона, тогда как Всевышний был в Израиле. Не будьте менее разумными, чем Валаамова ослица, которая за свое уважение к духу света, заслуживала жизни, тогда как пророк, который не увидел его, мог быть сражен насмерть. Вот Свет, проходящий среди нас. Раскройте ваши глаза, люди, чьи души слепы, и зрите». Это один из прокаженных следует за ними, подходя все ближе и ближе, также по главной дороге, где он указывает на Иисуса паломникам.
[1] 3 Цар. 13. 2-3

   Апостолы, недовольные этим, оборачиваются два или три раза, приказывая прокаженному, теперь полностью исцеленному, замолчать. И в последний раз они почти угрожают ему.

   И он на минуту перестает кричать, чтобы оповестить всех, и отвечает: «И вы ожидаете, что я не прославлю то великое, что Бог сотворил для меня? Вы хотите, чтобы я не благословлял Его?»

    «Благослови Его в своем сердце и замолчи», — сердито отвечают они.

   «Нет, я не могу молчать. Бог вкладывает слова в мои уста», — и продолжает громко восхвалять: «люди двух приграничных городов, и вы, кому случилось проходить здесь, остановитесь и поклонитесь Тому, Кто будет царствовать во имя Господне. Я смеялся над столь многими словами. Но сейчас я повторяю их, потому что я вижу, что они исполнились. Все народы встанут и придут к Господу, радуясь, по морям и пустыням, через горы и холмы. И также мы, народ, который ходил во тьме, пойдем к взошедшему великому Свету, к Жизни, покинув край смерти. Мы, которые были подобны волкам, леопардам и львам, будем рождены к новой жизни в Духе Господа и будем любить друг друга в Нем, в тени Отпрыска Ессея, который вырастет и превратится в кедр, под которым поставят свои палатки народы, собранные Им со всех четырех сторон Земли. Вот пришел день, когда ревность Ефраима закончится, потому что больше нет Израиля и Иуды, но только одно Царство: Царство Христа Господня. Итак, я пою хвалу Господу, спасшему и утешившему меня. Итак, я говорю: хвалите Его и приходите пить спасение из источника Спасителя. Осанна! Осанна великим делам, сотворенным Им! Осанна Всевышнему, Который поместил Свой Дух среди людей и облачил его плотью, чтобы Он мог стать Искупителем!»

   Он неутомим. Толпа становится все более многолюдной, она скопилась и преградила дорогу. Те, кто были сзади, бегут вперед, бывшие впереди отходят назад. Народ небольшого селения, до которого теперь подать рукой, присоединился к прохожим.

  «Пожалуйста, заставь его замолчать, Господь. Он самарянин. Вот что говорят люди. Поскольку Ты не позволил даже нам идти перед Тобой, проповедуя о Тебе, то он не должен говорить о Тебе!» — говорят рассерженные апостолы.

   8. «Мои дорогие друзья, Я повторю вам слова, которые Моисей сказал Иисусу сыну Навина, когда он жаловался на то, что Елдад и Модад пророчествуют в стане: “Не ревнуешь ли ты за меня? О! Если бы только весь народ Яхве был пророками, и Яхве дал бы Своего Духа всем им!”[2] Тем не менее, Я остановлю его и отошлю, чтобы обрадовать вас».
[2] Чис. 11. 26-29

   И Он останавливается, оборачивается, и подзывает исцеленного прокаженного, который бежит к Нему и простирается перед Иисусом, целуя землю.

  «Встань. А где остальные? Разве вас было не десять человек? Остальные девять не чувствуют необходимости поблагодарить Господа. Что? Из десяти прокаженных, среди которых только один был самарянином, ни один, кроме этого иноплеменника, не почувствовал, что его долг состоит в том, чтобы вернуться и воздать славу Богу, прежде чем вернуться к жизни и к своим семьям? И они еще говорят, что он “самарянин”. Итак, самаряне больше не пьяны, так как у них не двоится в глазах, и они приходят на путь Спасения не шатаясь? Разве Слово говорил на иностранном языке, и оттого иноплеменники поняли Его, а Его земляки не поняли?»

   Он обращает Свои чудесные глаза на толпу, в которой люди со всех концов Палестины. И невозможно выдержать взгляд этих сверкающих глаз… Многие опускают свои головы и пришпоривают своих верховых животных или уходят…

   Иисус опускает Свой взгляд на самарянина, стоящего на коленях у Его стоп и глядит на него очень доброжелательно. Он поднимает руку, чтобы благословить его и говорит: «Встань и уходи. Тоя вера спасла в тебе нечто большее, чем твое тело. Ходи в Свете Божьем. Иди».

    Мужчина вновь целует землю и прежде чем встать просит: «Дай мне имя, Господь. новое имя, потому что во мне все навеки новое».

    «В какой части страны мы сейчас находимся?»

    «В Ефраиме».

   «И Ефрем отныне твое новое имя, потому что Жизнь дал тебе жизнь дважды[3]. Иди».
[3] Значение имени «Ефрем» действительно: «двойной плод».

    Мужчина встает и уходит.

   Местные жители и некоторые паломники хотели бы задержать Иисуса. Но Он подчиняет их взглядом, не суровым, а напротив, очень мягким, но выражающим такую власть, что никто не пытается задержать Его.

   Иисус покидает дорогу, и, не заходя в маленькую деревушку, идет через поле, затем пересекает маленький ручей и тропинку и взбирается на восточный холм, весь покрытый лесом, куда Он входит со Своими учениками, со словами: «Мы будем следовать параллельным курсом дороге, идя лесом, чтобы не заблудиться. После того поворота дорога идет вдоль этой горы. Мы найдем пещеру, в которой сможем поспать, а на рассвете мы будем за Ефраимом…»