3 декабря 1945.

   ¹Кто из живущих хотя бы раз не видел ясного мартовского рассвета? Если такой есть, то он глубоко несчастный человек, так как не ведает об одном из величайших очарований пробудившейся весенней природы, что снова становится девственной, ребяческой, какой она должна была быть в свой первый день.

   Среди этого изящества, чистого во всех проявлениях и отношениях – от молодой росистой травы до распускающихся, как новорожденные младенцы, цветков; до первого проблеска дневного света; до птиц, что просыпаются с шорохом крыльев и первым вопросительным «чип?» – прелюдией ко всем их благозвучным повседневным беседам; до самого запаха воздуха, что благодаря омовению в росах и отсутствию людей утратил за ночь всяческие примеси пыли, испарений и пахнущих человеческих тел, – среди всего этого шествуют Иисус, апостолы и ученики. С ними еще и Симон Алфеев.

   Идут они в направлении на юго-восток, переваливая через холмы, окружающие Назарет, переходя поток, пересекая равнину, заключенную между Назаретскими холмами и скоплением гор на востоке. ²Этим горам предшествует полуусеченный конус Фавора, вершина которого мне до странности напоминает треуголку наших карабинеров, если глядеть на нее в профиль.

   Они подходят к Фавору. Иисус останавливается и говорит: «Петр, Иоанн и Иаков Зеведеевы пойдут вместе со Мной на гору. А вы распределитесь у ее основания, разойдитесь по проходящим вдоль нее дорогам и проповедуйте Господа. К вечеру Я снова собираюсь быть в Назарете, так что сильно не удаляйтесь. Мир да пребудет с вами, – и обращаясь к троим поименованным, произносит: – Идемте».

   Он начинает подъем, уже не оборачиваясь назад и таким быстрым шагом, что Петру трудно за Ним поспевать.

   В минуту передышки Петр, красный и вспотевший, спрашивает Его, тяжело дыша: «Куда же мы идем? Домов на горе нет. На вершине – только та старая крепость. Ты хочешь идти туда проповедовать?»

   «Тогда бы Я выбрал другой склон. Но ты же видишь, что Я повернулся к нему спиной. В крепость мы не пойдем, и те, кто в ней находится, нас даже не увидят. Я иду побыть вместе с Моим Отцом и хочу, чтобы вы были со Мной, потому что люблю вас. Давайте скорее!»

   «О, мой Господь! Нельзя ли нам пойти, наоборот, немного потише и поговорить об услышанном и увиденном нами вчера, ведь оно всю ночь не давало нам уснуть, и мы его обсуждали?»

   «На свидание к Богу всегда следует идти незамедлительно. Поднажми, Симон Петр! Наверху Я дам вам передохнуть». И Он возобновляет подъем…

   ³(Иисус говорит: «Сюда вставьте видение Преображения, полученное 5 августа 1944, но без приложенного к нему наставления. Когда о. М. закончит переписывать это прошлогоднее Преображение, он перепишет то, что Я покажу тебе сейчас»). 

   5 августа 1944.

   ⁴Я с моим Иисусом на высокой горе. Вместе с Иисусом – Петр, Иаков и Иоанн. Они поднимаются еще выше, и взгляд теряется в открывающихся бескрайних просторах, которые в хороший ясный день становятся четко различимы в деталях даже вдалеке.

   Гора эта не является частью какой-либо горной системы, как Иудейские горы, но возвышается одиноко. По отношению к тому месту, где мы находимся, впереди у нас – восток, слева – север, справа – юг, а позади, на западе, – вершина, что поднимается еще на несколько сотен шагов. Высота большая, и открывается широкий угол обзора.

   Генисаретское озеро кажется лоскутом неба, сошедшего, чтобы уместиться среди земной зелени: бирюзовый овал, вставленный в изумруды разной тональности, дрожащее зеркало, покрывающееся рябью от легкого ветра, по которому с ловкостью чаек скользят лодки под парусами, чуть наклоненные к синеватым волнам, с изяществом, достойным полета зимородка, бреющего над водой в поисках добычи. Потом вдруг из бирюзовой шири выходит жила, чья голубизна светлее там, где русло шире, и темнее там, где берега сужаются, и вода становится более глубокой и насыщенной от тени, которую на нее бросают деревья, пышно растущие возле реки и питающиеся ее влагой. Иордан выглядит как почти прямолинейный мазок кисти на фоне зеленой равнины.

   По равнине по эту и по ту сторону от реки разбросаны маленькие селения. Некоторые – просто горстка домов, другие побольше, уже напоминающие поселки. Главные дороги – желтоватые борозды посреди зелени. Но здесь, ближе к горе, равнина гораздо больше возделана и плодородна, гораздо красивее. Видны различные культуры с их разными оттенками цвета, ярко выделяющимися под падающими с ясного неба лучами солнца.

   Должно быть, сейчас весна, возможно, март, если учесть широту Палестины, так как я вижу уже высокие, но еще зеленые хлеба, волнующиеся, словно сине-зеленое море, вижу, что над этим небольшим морем растительности, словно белые и розовые облачка, вздымаются султаны самых ранних плодовых деревьев, а дальше – луга, все в цветах по высокой траве, и на ней – пасущиеся овечки, что кажутся тут и там наваленными на зелени снежными сугробами.

   Прямо около горы, на холмах, служащих ей основанием, холмах приземистых и небольших, расположены два поселка, один на юге, другой на севере. Плодородная равнина особенно и более широко простирается в сторону юга.

   ⁵После короткой остановки в прохладе перелеска, сделанной наверняка из жалости к Петру, который явно утомляется во время восхождения, Иисус возобновляет подъем. Он идет почти до вершины, туда, где находится травянистое плато, ограниченное с краю полукругом деревьев.

   «Отдохните, друзья. Я пойду помолиться туда». И показывает рукой на большой камень, выступающую из горы скалу, что находится ближе не к краю, а к внутренней части, к вершине.

   Иисус преклоняет колени на растущую на земле траву, положив ладони и голову на каменистую глыбу – в той же самой позе Он будет потом молиться в Гефсимании. Солнце Ему не мешает, так как его закрывает вершина. Но оставшаяся часть травянистой поляны залита солнцем, вплоть до тенистого ободка из деревьев, под которыми сидят апостолы.

   Петр снимает сандалии, отрясает с них пыль и камешки и остается разутым, полулёжа вытянув усталые ноги на свежей траве, положив голову, как на подушку, на изумрудный куст, торчащий больше других над землей. Иаков подражает ему, но, чтобы устроиться удобнее, подыскивает пенёк, на который кладет свой плащ и приваливается спиной. Иоанн остается сидеть и наблюдает за Учителем. Однако царящий в этом месте покой, свежий ветерок, тишина и усталость одолевают и его – и вот его голова опускается на грудь, а веки – на глаза. Никто из троих не спит глубоко, но все они погружены в ту летнюю дремоту, в которой человек забывается.

   ⁶Сон с них стряхивает свечение, такое яркое, что затмевает солнечный свет и, разливаясь, проникает под зелень кустов и деревьев, в тени которых они расположились.

   Они удивленно открывают глаза и видят преобразившегося Иисуса^[1]. Теперь Он точно такой, каким я Его вижу в видениях Рая. Естественно, без Своих Ран и без знака Креста. Но величие Его Лица и Тела точно такое же, такое же и Его сияние, и Его одежда, которая из темно-красной изменилась в ту сверкающую брильянтами и жемчугом невещественную ткань, в какую Он облачен на Небе. Его Лик – это солнце неземного, но ярчайшего света, в котором сияют Его сапфировые глаза. Он кажется еще более высоким, словно с Его прославленным состоянием увеличился Его рост. Затрудняюсь сказать, исходит ли это сияние, заставляющее светиться даже саму горную поляну, только от Него, или к Его собственному сиянию примешивается весь существующий во Вселенной и на Небесах свет, сосредоточивший­ся на Своем Господе. Знаю лишь то, что это нечто неописуемое.

[1] На листочке, вложенном в страницы машинописной копии, МВ записала: Замечание о Преображении. Дабы отразить ухищрения Сатаны и уловки будущих и небезызвестных Богу Отцу врагов Воплощенного Слова, Бог облекает Христа обычной внешностью всякого рожденного от женщины не только в бытность Его «ребенком и сыном плотника», но и когда Он уже стал Учителем. Лишь мудрость и чудотворение отличают Его от других. Однако Израиль, хотя и в меньшем масштабе, знавал иных учителей (пророков) и чудотворцев. Это должно было служить в том числе и испытанием веры Его избранных: апостолов и учеников. Они должны были «веровать, не видя» необычайных и божественных явлений. Таким образом, они видели знающего и святого Человека, который даже творил чудеса, но во всём остальном был подобен им в Своих человеческих нуждах. Однако теперь, чтобы утвердить этих троих после того, как их смутило известие о Его будущей смерти на кресте, Он открывается во всей славе Своей Божественной Природы. После чего сомнение, посеянное у Его ближайших последователей предсказанной смертью на кресте, уже не могло иметь места. Они увидели Бога. Бога в Человеке, который будет распят. Это было явление двух Его Природ, объединенных ипостасно. Явление неоспоримое, которое не оставляло сомнений. И к Богу Сыну, явившему Себя таковым, присоединяется Бог Отец – Своим словом – и Небо, представленное Моисеем и Илией. Поколебав сначала их веру предвозвещением Своей смерти, Иисус восстанавливает, более того, усиливает ее Своим Преображением.

   Теперь Иисус стоит, я бы даже сказала, что Он приподнят над землей, поскольку между Ним и зеленью луга – нечто вроде светового испарения, некое пространство, составленное из одного света, и Он как будто над ним возвышается. Однако оно настолько яркое, что я могу и ошибаться, и то, что под подошвами Иисуса уже не видно зеленой травы, может быть вызвано этим интенсивным светом, колеблющимся и порождающим волны, как бывает иногда при сильных пожарах. В данном случае это раскаленные волны белого цвета. Иисус стоит с поднятым к Небу Лицом и улыбается какому-то Своему видению, уносящему Его ввысь.

   Апостолы почти пугаются и зовут Его, так как им кажется, что это уже не их Учитель, до такой степени Он преобразился. «Учитель, Учитель», – тихо, но обеспокоенно зовут они. Он не слышит.

   «Он охвачен восторгом, – с дрожью в голосе говорит Петр. – Что Он там видит?»

   Все трое поднялись на ноги. Им хотелось бы приблизиться к Иисусу, но они не осмеливаются.

   ⁷Свет усиливается еще больше из-за двух сгустков пламени, что спускаются с неба и размещаются по бокам от Иисуса. Когда они устанавливаются на горной поляне, их покровы рассеиваются и появляются две величественные светящиеся фигуры. Одна принадлежит человеку постарше с пронзительным и строгим взглядом и длинной раздвоенной бородой. От его лба отделяются столбы света, что указывает на него как на Моисея. Второй, что помоложе, – сухой, бородатый и покрытый волосами, примерно, как Креститель, которого, я бы сказала, он напоминает ростом, худобой, телосложением и суровостью. В то время как свет Моисея белый, как у Иисуса, особенно тот, что, излучается от его чела, свет, исходящий от Илии, подобен яркому солнечному пламени.

   Оба Пророка стоят перед Своим Воплощенным Богом в благоговейных позах, и хотя Он разговаривает с ними по-дружески, они не ослабевают в своем благоговении. Я не понимаю ни одного сказанного ими слова.

   Трое апостолов с трепетом падают на колени, пряча лицо в ладонях. Им хочется видеть, но им страшно.

   Наконец Петр заговаривает: «Учитель, Учитель, услышь меня». Иисус с улыбкой переводит взгляд на Петра, который ободряется и говорит: «Прекрасно находиться здесь с Тобою, Моисеем и Илией. Если хочешь, сделаем три палатки для Тебя, для Моисея и для Илии, а сами будем вам тут прислуживать…»

   Иисус снова глядит на него и улыбается еще явственнее. Глядит Он также на Иоанна и Иакова. Взглядом, окутывающим их любовью. Моисей и Илия тоже пристально на них смотрят. Их глаза сверкают: должно быть, они подобны проникающим в сердце лучам.

   Апостолы больше не смеют говорить и испуганно молчат. Они кажутся несколько опьяненными, испытывая потрясение. Но когда пелена, не являющаяся ни дымкой, ни облаком, ни потоком лучей, окутав Троих прославленных, отделяет их некой завесой, еще более светящейся, чем та, что их окружала ранее, и скрывает их от глаз троих апостолов, а пространство наполняет собой звучание какого-то мощного и гармоничного Голоса, трое последних падают лицом в траву.

   «Это Мой любимый Сын^[2], в котором Моя отрада. Слушайтесь Его».

[2] Здесь стоит Figliuolo, буквально – Сынок.

   Петр, лежа ничком, восклицает: «Помилуй меня, грешника! Это же нисходит Слава Божья!» Иаков затаил дыхание. Иоанн шепчет со вздохом, словно вот-вот потеряет сознание: «Господь говорит!»

   ⁸Никто не осмеливается поднять голову даже тогда, когда вновь водворяется абсолютная тишина. Потому они и не видят, как свет снова становится естественным солнечным светом, а Иисус остается один и снова оказывается привычным Иисусом в Своем красном одеянии.

   Он подходит к ним с улыбкой, дотрагивается до них, встряхивает, называет по имени.

   «Поднимайтесь. Это Я. Не бойтесь», – говорит Он ввиду того, что все трое не отваживаются поднять лицо и умоляют помиловать их за свои грехи, опасаясь, что это Ангел Божий, который хочет представить их Всевышнему.

  «Встаньте же, приказываю вам», – повелительно повторяет Иисус. Они поднимают лица и видят улыбающегося Иисуса.

   «О! Учитель, Бог мой! – восклицает Петр. – Как нам теперь жить рядом с Тобой, когда мы увидели Твою славу? Как нам теперь жить среди людей, нам, грешным людям, когда мы слышали голос Божий?»

   «Вы должны будете жить рядом со Мной и видеть Мою славу до самого конца. Будьте достойны этого, ибо близок срок. Слушайтесь Отца Моего и вашего. А сейчас вернемся к людям, потому что Я пришел, чтобы быть с ними и чтобы приводить их к Богу. Идемте. Будьте святыми, памятуя об этом часе, стойкими и верными. И будете причастниками полноты Моей славы. Но пока не говорите никому о том, что видели^[3]. Даже своим товарищам. Когда же Сын Человеческий воскреснет из мертвых и вернется в славу Своего Отца, тогда расскажете. Поскольку тогда, чтобы стать причастником Моего Царства, нужно будет верить».

[3] Примечание МВ: Присущая Христу совершенная осмотрительность заставляет Его сделать такое распоряжение, дабы избежать как исступленного поклонения, так и исступленной ненависти, равно преждевременных и опасных. Чуть дальше: Тем Илией, что «однажды возвращался», и на которого намекает Иисус, был Креститель.

   «Но разве не должен прийти Илия, чтобы приготовить Твое Царствование? Так говорят наши рабби».

   «Илия уже приходил и приготовил пути Господу. Всё произошло так, как было открыто. Но те, кто учит Откровению, сами его не знают и не понимают, не видят знамений времен и не узнаю́т Божьих посланников. Однажды Илия уже возвращался. Во второй раз придет, когда приблизится последнее время, чтобы приготовить Богу последних людей. Сейчас же он приходил, чтобы приготовить Христу самых первых, и люди не захотели его признать, замучили его и предали смерти. То же самое сделают они и с Сыном Человеческим, поскольку люди не хотят признавать того, что для них благо».

   Трое задумчиво и печально опускают головы и спускаются вместе с Иисусом тем же путем, каким поднимались.