ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МЕСТА
Обвинение назарян в адрес Иисуса. В синагоге Назарета.
В канонических Евангелиях
53 И, когда окончил Иисус притчи сии, пошел оттуда.
54 И, придя в отечество Свое, учил их в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая премудрость и силы?
55 не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда?
56 и сестры Его не все ли между нами? откуда же у Него все это?
57 И соблазнялись о Нем. Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем.
58 И не совершил там многих чудес по неверию их.
(Матф.13:53-58)
1 Оттуда вышел Он и пришел в Свое отечество; за Ним следовали ученики Его.
2 Когда наступила суббота, Он начал учить в синагоге; и многие слышавшие с изумлением говорили: откуда у Него это? что за премудрость дана Ему, и как такие чудеса совершаются руками Его?
3 Не плотник ли Он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? Не здесь ли, между нами, Его сестры? И соблазнялись о Нем.
4 Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и у сродников и в доме своем.
5 И не мог совершить там никакого чуда, только на немногих больных возложив руки, исцелил [их].
6 И дивился неверию их; потом ходил по окрестным селениям и учил.
(Мар.6:1-6)
Евангелие как оно было мне явлено
245 глава
6 августа 1945.
1Первую остановку в Назарете Иисус делает в доме Алфея. Он собирается зайти на его участок, когда встречается с Марией Алфеевой, выходящей с двумя медными амфорами, чтобы идти к источнику.
«Мир да пребудет с тобой, Мария!» – говорит Иисус и обнимает родственницу, которая – как всегда, импульсивно – обнимает Его с радостным криком.
«Это будет точно день мира и радости, мой Иисус, оттого что Ты пришел! О, любимые мои сыновья! Какое счастье для вашей мамы видеть вас!» – и она сердечно целует своих сыночков, что шли непосредственно позади Иисуса.
«Вы сегодня побудете со мной, правда? Я только что затопила печь для хлеба. Пошла набрать воды, чтобы уже не прерывать готовку».
«Мама, мы сами сходим», – говорят сыновья, перехватывая у нее амфоры.
«Какие они добрые! Не правда ли, Иисус?»
«Очень добрые», – подтверждает Иисус.
«Но и с Тобой тоже, не так ли? Ведь если бы они любили Тебя меньше, чем любят меня, они были бы мне менее дороги».
«Не переживай, Мария. Мне от них только радость».
«Ты один? Мария ушла так неожиданно… Я бы тоже пришла. Она была с какой-то женщиной… это ученица?»
«Да, сестра Марфы».
«О! Да будет Бог благословен за это! Я столько об этом молилась! Где она?»
«Вон она подходит вместе с Моей Матерью, Марфой и Сусанной».
Действительно, женщины сворачивают с дороги вслед за апостолами. Мария Алфеева бежит им навстречу и восклицает: «Как я счастлива видеть тебя в качестве сестры! Я могла бы назвать тебя „дочерью“, ведь ты молода, а я старая. Но я назову тебя тем именем, что мне очень дорого с тех пор, как я назвала так мою Марию. Дорогая! Иди сюда. Наверное, устала… Но, конечно, и счастлива», – и она целует Магдалину и потом берет ее за руку, словно бы еще сильнее давая понять, что любит ее. Свежая красота Магдалины кажется еще ярче на фоне увядающей внешности доброй Марии Алфеевой.
«Сегодня все ко мне. Я вас не отпущу, – и с непроизвольным вздохом, идущим из глубины души, у нее вырывается признание: – Я все время так одинока! Когда нет моей Невестки, будни проходят тоскливо и одиноко».
«Твои сыновья отсутствуют?» – спрашивает Марфа.
Мария Алфеева краснеет и вздыхает: «Душой – да. Пока еще. Быть учениками – и объединяет, и разделяет… Но как ты, Мария, пришла, так и они придут», – и она вытирает слезу. Глядит на Иисуса, который сострадательно смотрит на нее, и заставляет себя улыбнуться, чтобы спросить: «Это ведь требует времени, правда?»
«Да, Мария. Но ты до этого доживешь».
«Я надеялась… После того, как Симон… Но потом он узнал о других… вещах – и опять начал колебаться. Все равно люби его, Иисус!»
«Ты можешь в этом сомневаться?»
Мария, продолжая говорить, занимается приготовлением угощения для путешественников, оставаясь глухой ко всем попыткам уверить ее в том, что ничего не требуется.
«Оставим учениц в покое, – предлагает Иисус, заключая: – и пройдемся по селению».
«Ты уходишь? Возможно, придут остальные сыновья».
«Я задержусь на весь завтрашний день. Так что побудем вместе. А сейчас пойду навещу друзей. Мир вам, женщины. До свидания, Мать».
2В Назарете уже переполох в связи с прибытием Иисуса, да еще в придачу вместе с Марией из Магдалы. Кто-то уже спешит поглазеть к дому Марии Алфеевой, а кто-то к дому Иисуса, но найдя последний запертым, все стекаются обратно к Иисусу, который пересекает Назарет, направляясь к его центру. Город все так же закрыт по отношению к Учителю. Отчасти иронично, отчасти недоверчиво, с примесью явно злобствующих, что порой обнаруживают себя оскорбительными фразами, город следует за Ним из любопытства, но без любви к своему великому Сыну, которого он не понимает. Даже в обращенных к Нему вопросах нет любви, а только неверие и насмешка. Однако Он не показывает, что чувствует их, а мягко и кротко отвечает тем, кто с Ним заговаривает.
«Ты одариваешь всех, но, похоже, Ты не связан сыновними узами со Своим отечеством, поскольку его Ты не одариваешь».
«Я здесь, чтобы дать то, что вы попросите».
«Но предпочитаешь находиться не здесь. Может, мы грешнее других?»
«Нет такого грешника, каким бы великим он ни был, которого бы Я не хотел обратить. И вы не более грешны, чем остальные».
«Однако Ты и не говоришь, что мы лучше остальных. Хороший сын всегда говорит, что его мать лучше других, даже если это не так. Может быть, Назарет для Тебя – мачеха?»
«Я не утверждаю ничего. Молчание – милосердное правило для других и для самих себя, когда невозможно сказать, что кто-то хорош, и когда не хочешь лгать. Но похвала в ваш адрес не замедлит сорваться, как только вы придете к Моему учению».
«Значит, Ты хочешь, чтобы Тобой восхищались?»
«Нет. Только чтобы слушали и верили Мне ради блага ваших душ».
«Ну тогда говори! Мы Тебя послушаем».
«Скажите Мне, о чем с вами поговорить».
Человек лет сорока–сорока пяти говорит: «Вот, мне хотелось бы, чтобы Ты зашел ко мне и объяснил мне один отрывок».
«Иду немедленно, Левий».
И они направляются к синагоге, тогда как народ теснится позади Иисуса и главы синагоги и тут же в нее набивается.
3Глава синагоги берет свиток и читает: «Он переселил дочь фараона из города Давидова в дом, который для нее построил, ибо говорил: „Не должна моя жена жить в доме Давида, царя Израиля, что был освящен, когда вошел в него ковчег Господень“»[1]. Вот, я хотел бы Твоего суждения, справедлива ли была эта мера или нет, и почему».
[1] 2 Пар. 8:11.
«Без сомнения, справедлива, поскольку этого требовало уважение к дому Давида, освященному вследствие внесения туда ковчега Господня».
«Но разве статус жены Соломона не делал дочь фараона достойной жить в доме Давида? Разве не становится жена, по слову Адама, „костью от кости“ мужа и „плотью от его плоти“? Если это так, как же она может осквернить, раз не оскверняет своего супруга?»
«В первой книге Ездры сказано: „Вы согрешили, взяв себе в жены иноземных женщин и прибавив это преступление к множеству других преступлений Израиля“[2]. И одна из причин идолопоклонства Соломона состоит именно в этом сожительстве с иноземными женщинами. Говорил же Бог: „Они, чужеземки, совратят ваши сердца до того, что заставят вас следовать чужеземным богам“[3]. Последствия этого мы знаем».
[2] 1 Езд. 10:10.
[3] Предостережение из Втор. 7:3–4, реализовавшееся в 3 Цар. 11:1–5.
«Но все же, женившись на дочери фараона, он не совратился, коль скоро мудро рассудил, что она не должна оставаться в освященном доме».
«Благость Божья несопоставима с нашей. Человек не прощает и один грех, хотя сам он всегда виновен. Бог после первого греха не становится непреклонным, однако не позволяет человеку безнаказанно ожесточаться в этом грехе. Поэтому Он не наказывает за первое падение, а обращается к человеческому сердцу. Но Он наказывает тогда, когда Его доброта не приводит к обращению и ошибочно принимается человеком за слабость. Тогда ниспосылается наказание, ибо над Богом нельзя смеяться. Кость от его кости и плоть от его плоти, дочь фараона заронила в сердце Мудрого первые ростки развращения, а вы знаете, что болезнь разражается не тогда, когда лишь один ее возбудитель в крови, но когда кровь испорчена многими возбудителями, что размножились от этого первого. Падение человека на дно всегда начинается с чего-то незначительного и, по-видимому, безвредного. Затем уступчивость ко злу усиливается. Складывается привычка к сделкам с совестью и к пренебрежению обязанностями и послушанием Богу, и постепенно дело доходит до великого греха, у Соломона – даже до идолопоклонства, что привело к расколу, последствия которого длятся до сих пор».
4«Итак, Ты утверждаешь, что необходимо исключительное внимание и максимальное уважение к святым вещам?»
«Несомненно».
«Тогда объясни мне также и следующее. Ты называешь Себя Глаголом Бога. Так ведь?»
«Так. Он послал Меня, чтобы принести на Землю благую весть всем людям, и чтобы Я искупил их от всякого греха».
«Значит, Ты, если Ты таков, больше, чем Ковчег. Потому что Бог уже не в славе, пребывающей над Ковчегом, а в Тебе самом».
«Ты это говоришь, и это истина».
«А тогда почему Ты Себя оскверняешь?»
«И ты привел Меня сюда, чтобы сказать Мне это? Но Мне тебя жаль. Тебя и тех, кто подбил тебя на этот разговор. Я не должен был бы оправдываться, потому что любое оправдание разобьется вдребезги о вашу злобу. Но вам, упрекающим Меня в нелюбви к вам и в том, что Я оскверняю себя, Я приведу Свое оправдание. 5Слушайте. Я понимаю, на что вы намекаете. Но отвечу вам: „Вы ошибаетесь“. Подобно тому, как Я раскрываю объятья умирающим, чтобы вернуть их к жизни, и призываю умерших, чтобы воскресить их, так же Я раскрываю объятья и самым настоящим умирающим, и самым настоящим мертвецам, то есть грешникам, чтобы вернуть их к Жизни и воскресить, если они уже разложились, дабы они больше не умирали. Приведу же вам притчу.
Один человек из-за многих грехов делается прокаженным. Человеческое общество удаляет его от общения с собой, и человек в своем жестоком одиночестве размышляет над своим положением и над своей греховностью, что довела его до такого состояния. Так проходят долгие годы, и прокаженный, когда менее всего ожидает этого, вдруг исцеляется. Господь оказал ему Свое милосердие за его многие молитвы и слезы. Что тогда делает тот человек? Может ли он вернуться в свой дом, раз Бог над ним умилосердился? Нет. Он должен показаться священнику, который, внимательно обследовав его в течение некоторого времени, велит ему очиститься, принеся в жертву двух пташек[4]. И после не одного, но двух омовений одежд исцеленный возвращается к священнику с предписанными ягнятами без порока, овечкой, мукой и елеем. Потом священник ведет его ко входу в Скинию. И только тогда этот человек религиозно воссоединятся с народом Израиля. Скажите же Мне: когда он первый раз идет к священнику, зачем он это делает?»
[4] Буквально: воробьев.
«Чтобы очиститься первый раз и иметь возможность совершить более основательное очищение, которое воссоединит его со святым народом!»
«Вы правильно сказали. Но, значит, он не вполне очищен?»
«О, нет! Ему еще многого для этого не достает: и в вещественном, и в духовном смысле».
«Как же он тогда осмеливается приблизиться к священнику в первый раз, когда он совершенно нечист, а во второй раз – даже приблизиться к Скинии?»
«Потому что священник – необходимое средство, чтобы быть снова принятым в число живых».
«А Скиния?»
«Потому что только Бог может изглаживать грехи, а есть вера в то, что за святой завесой почивает Бог в Своей славе, подавая оттуда Свое прощение».
«Но значит этот исцеленный прокаженный еще не свободен от греха, когда приближается к священнику и Скинии?»
«Нет. Конечно, нет!»
«Люди с извращенными мыслями и неискренними сердцами, почему же тогда вы обвиняете Меня, если Я, Священник и Скиния, позволяю к Себе приближаться духовно прокаженным? Почему вы судите по двойным меркам? Да, та женщина, что была погибшей, как и мытарь Левий, присутствует тут сейчас со своей новой душой и в своем новом служении, а с ними рядом со Мной и другие мужчины и женщины, пришедшие еще прежде этих. Они могут здесь находиться, поскольку теперь они допущены к народу Господню. Их привело ко Мне произволение Бога, который вручил Мне власть вязать и решить, исцелять и воскрешать. Осквернение было бы, если бы в них продолжалось их идолопоклонство, как оно сохранялось у дочери фараона, однако никакого осквернения нет, поскольку они приняли то учение, которое Я принес на Землю, и благодаря ему воскресли для Благодати Господней.
6Люди Назарета, расставляющие Мне западни, так как вам кажется невозможным, что во Мне пребывает истинная Премудрость и справедливость Отчего Слова, Я говорю вам: „Подражайте этим грешникам“. Поистине они превосходят вас в способности прийти к Истине. И еще скажу вам: „Не прибегайте к низким уловкам, чтобы пытаться Мне противостоять“. Не делайте этого. Просите, и Я дам вам животворящее слово, как даю всякому, кто приходит ко Мне. Примите Меня как сына этой нашей земли. Я не таю на вас обиды. Мои ладони полны ласки, а Мое сердце – желания научить вас и доставить вам радость. Оно настолько сильно, что если захотите, Я проведу с вами Свою субботу, наставляя вас в Новом Законе».
В толпе противоречивые мнения. Но преобладает любопытство или приязнь, и многие кричат: «Да, да! Завтра здесь. Мы Тебя послушаем».
«Буду молиться, чтобы этой ночью с ваших сердец отпала та штукатурка, что их сжимает. Чтобы отпало всякое предубеждение, и – освободившись от него – вы бы сумели внимать Голосу Божьему, пришедшему принести Евангелие всей Земле, но желающему, чтобы первой областью, способной к его принятию, был бы тот город, где Я рос. Мир всем вам».
246 глава
«Остальное не будешь читать? Это было бы неплохо для понимания иносказания», – говорит глава синагоги.
«Не обязательно. Времена Авимелеха очень далеки. Я приложу это древнее иносказание к нынешнему моменту.
Слушайте, люди Назарета. Вы уже знаете толкования притчи против Авимелеха от своего архисинагога, который в свое время был научен законоучителем, а тот – другим законоучителем, и так далее в течение веков, и всегда одним и тем же способом и с одними и теми же заключениями. От Меня вы услышите другое толкование. И еще Я прошу вас постараться использовать свои мыслительные способности, а не уподобляться веревке на колодезном вороте, которая, покуда не сотрется, перемещается от ворота к воде и от воды к вороту и при этом нисколько не меняется! Но человек – не привязанный канат и не какое-то механическое устройство. Человек наделен разумом и сам должен уметь им пользоваться в соответствии с нуждами и обстоятельствами. Ведь если написанное слово вечно, то обстоятельства меняются. Жалки те учителя, которым неведомо стремление познать труд и удовлетворение, раз за разом извлекая новое поучение, то есть дух, который всегда содержится в древних и мудрых словах. Они уподобятся эху, которое может лишь повторять, хотя бы и десятки раз, одно единственное слово, не вставляя ничего своего.
2Деревья, то есть человечество, представленное в виде леса, где собраны все виды деревьев, кустарников и трав, ощущают необходимость в том, чтобы ими руководил кто-то, кто взвалил бы на себя бремя всей славы, но также – а эта тяжесть намного весомее – и все тяготы правления, и бремя ответственности за счастье или несчастье своих подданных, ответственности перед самими подданными, перед соседними народами и, что самое страшное, перед Богом. Потому что короны и высокие общественные положения, какие бы они ни были, даются людьми, это верно, но попускаются Богом, без чьей благосклонности никакая человеческая власть не в силах установиться. Именно этим объясняются невообразимые и неожиданные смены династий, казавшихся вечными, и держав, казавшихся незыблемыми, которые, будучи наказанием или испытанием для своих народов, в случае, если переходили границы, свергались самими народами по Божьему попущению и превращались в ничто, в пыль, а то и в грязь сточной канавы.
Я сказал: народы ощущают потребность избрать себе кого-то, кто взвалил бы на себя всю ответственность перед своими подданными, перед соседними народами и перед Богом, что страшнее всего. Ведь если страшен приговор истории, и тщетно пытаться его отменить в интересах народов, поскольку будущие события и грядущие поколения вернут его к первоначальной страшной правде, то еще страшнее приговор Бога, который не подвержен чьему-либо давлению и независим от перемены настроений и суждений, как это слишком часто бывает у людей, и еще менее подвластен ошибкам в суждениях. Поэтому необходимо, чтобы те, кто избраны быть вождями народов и творцами истории, действовали бы c героической праведностью, присущей святым, дабы не оказаться опозоренными на будущие века и наказанными Богом на веки вечные.
3Но вернемся к притче об Авимелехе. Итак, деревья пожелали выбрать себе царя и отправились к оливе. Но это священное дерево, посвященное духовным нуждам ради елея, что горит перед Господом и является преобладающей частью десятин и жертвоприношений, и предоставляющее свое масло для приготовления священного мира для помазания алтаря, священников и царей, дерево, чьи, Я бы сказал, чудодейственные свойства применяются как внутреннее или наружное средство при телесных недугах, отвечало: „Как могу я пренебречь своим святым и духовным призванием и опуститься до земных вещей?“
О, прекрасный ответ оливы! Почему же ему не научатся и не следуют все те, кого Бог избрал к святому служению: по крайней мере, они? Говорю: по крайней мере, потому что поистине так должен был бы отвечать на бесовские прилоги каждый человек, ведь каждый человек – это царь и сын Божий, наделенный душой, которая и делает его таковым: царственным, по сыновству божественным, призванным к сверхъестественному достоинству. У него есть душа, которая есть и алтарь, и дом. Алтарь Божий и дом, куда снисходит Небесный Отец, дабы снискать любовь и почтение Своего сына и подданного. У каждого человека есть душа, и всякая душа, будучи алтарем, превращает человека, вмещающего ее, в священника, хранителя этого алтаря, а в книге Левит сказано: „Священник да не осквернится“[1]. Так что человек на искушение беса, мира сего или плоти был бы обязан ответить: „Могу ли я перестать быть духовным, чтобы заняться вещами материальными и греховными?“
[1] Лев. 21:1.
4Тогда деревья пошли к смоковнице и пригласили ее над ними царствовать. Но смоковница отвечала: „Как могу я отказаться от своей сладости и от своих нежнейших плодов, чтобы стать вашей царицей?“
Многие обращаются к тому, кто кроток, чтобы он стал их царем. Не столько из-за восхищения его кротостью, сколько потому, что надеются, что из-за своей крайней мягкости он в конце концов станет царем шуточным, от которого можно получить одобрение на всё и с которым позволительна любая вольность. Но кротость не означает слабость. Это доброта: праведная, умная, непоколебимая. Никогда не путайте кротость со слабостью. Первая – добродетель, вторая – недостаток. И именно потому, что она – добродетель, она сообщает обладающему ей чистую совесть, которая позволяет ему сопротивляться человеческим воздействиям и внушениям, направленным на подчинение его своим интересам, не являющимся интересами Бога, и любой ценой оставаться верным своему призванию. Кроткий духом никогда резко не возразит на чужие упреки, никогда сурово не оттолкнет того, кто к нему обращается. Но, тем не менее, с извинениями и улыбкой все равно скажет: „Брат, оставь мне мой кроткий жребий. Я здесь, чтобы утешать тебя и помогать тебе, но я не могу стать царем, как ты думаешь, ибо ради своей и твоей души я забочусь и беспокоюсь о единственном царстве: о царстве духовном“.
5Деревья пошли к виноградной лозе и попросили ее стать их царицей. Но лоза отвечала: „Как могу я отказаться быть весельем и крепостью и пойти царствовать над вами?“
Царствование всегда приводит к помрачению духа, как из-за ответственности, так и из-за угрызений совести, поскольку царь, который не грешит и не вызывает у себя угрызений совести, встречается реже, чем черный бриллиант. Власть соблазняет до тех пор, пока сверкает, как маяк, издалека, но когда ее достигают, оказывается, что это всего лишь блеск светлячка, а никакой не звезды. И еще: власть есть не что иное, как сила, связанная тысячью канатов с тысячей интересов, действующих вокруг правителя. Интересов придворных, интересов союзников, личных и родственных интересов. Сколько правителей клянутся сами себе во время священного помазания: „Я буду беспристрастным“, а потом не в состоянии это выполнить! Словно могучее дерево, что не протестует против первого объятья мягкого и тонкого плюща, заявляя: „Он такой слабый, что не может мне навредить“, – и более того, радо быть увешанным его гирляндой и быть покровителем, помогающим ему взбираться вверх, так же и царь часто, можно сказать, всегда уступает первому объятию тех, кто обращается к нему со своими интересами: придворными, союзническими, личными или родственными, и ему приятно быть их щедрым покровителем. „Это такая мелочь! – говорит он, даже когда совесть его кричит: – Берегись!“ И думает, что это не может навредить ни его влиятельности, ни его доброму имени.
То дерево тоже так считает. Но наступит день, когда плющ, возрастая в крепости и вырастая в длину, становясь все более ненасытным в высасывании соков из почвы и взбираясь все выше в борьбе за свет и солнце, ветвь за ветвью обхватит полностью это могучее дерево, одолеет его, задушит и убьет. А ведь он был таким слабым! А оно – таким сильным! С царем точно так же. Первая уступка в отношении собственного служения, первое пожимание плечами в ответ на голос совести (ведь похвала сладка, а образ востребованного покровителя приятен) – и наступает момент, когда царствует уже не царь, а чужие интересы, которые порабощают его, затыкают ему рот, пока не задушат и не уничтожат, если, сделавшись сильнее него, увидят, что тот не торопится умереть. Также и обычный человек, всё тот же царь по своему духу, гибнет, если из гордости или из жадности соглашается на низшие виды царствования. И утрачивает свой духовный покой, проистекающий от единения с Богом. Ведь и дьявол, и мир сей, и плоть могут дать призрачную силу и наслаждение – но лишь ценой духовной радости, что проистекает от единения с Богом.
Радость и сила нищих в душе[2] вполне заслуживают того, чтобы человек мог сказать: „Как же я могу согласиться стать царем в своей низшей части, если, вступив в союз с вами, я утрачу внутреннюю силу и радость, а также Небо с его истинным царством?“ И эти блаженные нищие духом, что имеют целью обладание только Царством Небесным и презирают всякое иное богатство, не относящееся к этому царству, могут также сказать: „Как же мы можем перестать выполнять наше служение, состоящее в том, чтобы дать настояться укрепляющим и оживляющим[3] сокам для этого братского человеческого рода, что обитает в безводной пустыне животного состояния и нуждается в утолении своей жажды, чтобы не умереть, чтобы напитаться живительными соками, словно ребенок, лишенный кормилицы? Мы и есть эти кормилицы человечества, что потеряло Божью грудь и блуждает, бесплодное и больное, и дошло бы до безутешной смерти, до мрачного скептицизма, если бы не встретило нас, свободных от всякой земной привязанности и убеждающих их своим веселым усердием в том, что существуют Жизнь, Радость, Свобода и Мир. Мы не можем отказаться от этой милости ради какого-то мелочного интереса“.
[2] То же, что нищие духом (см. 170.6).
[3] Буквально: веселящим.
6Тогда деревья отправились к терновнику. Этот не отказал им. Но наложил строгие условия: „Если хотите, чтобы царем был я, то будьте у меня в подчинении. Но если, избрав меня, вы этого не сделаете, я превращу каждый свой шип в огненную муку и всех вас пожгу, даже Ливанские кедры“.
Такие же атрибуты власти принимает в качестве истинных и этот мир! Самоуправство и жестокость развращенным человечеством принимаются за истинную царскую власть, тогда как кротость и доброта считаются проявлением глупости и ничтожества. Человек не покоряется Добру, но подчиняется Злу. Оно обольщает его и – в результате – сжигает.
Такова притча об Авимелехе. 7Теперь же Я предложу вам другую. Не древнюю и не об отдаленных событиях, а о близком и настоящем.
Задумали животные выбрать себе царя. И, будучи хитрыми, они решили выбрать того, кто не внушал бы страха своей силой или жестокостью. Поэтому отбросили льва и всех кошачьих. Заявили, что не желают ни орлов с их клювами, ни любых других хищных птиц. С недоверием отнеслись к лошади, что могла бы быстро до них добраться и посмотреть на их поступки; и с еще бóльшим недоверием отнеслись к ослу, о чьем терпении были наслышаны, но знали также и о его внезапных приступах ярости и о его мощных копытах. Перспектива заполучить царем обезьяну привела их в ужас, поскольку та слишком умна и мстительна. Под предлогом того, что змея предалась Сатане для соблазнения человека, заявили, что и ее не желают на царство, несмотря на ее изысканные цвета и изящество в движениях. На самом деле они не захотели ее, потому что знали о ее бесшумных перемещениях, о крепкой хватке ее мышц и ужасном действии ее яда. Получить в качестве царя тельца или другое животное с острыми рогами? Боже сохрани! „У беса тоже есть рога, – говорили они, а сами думали: – Если однажды мы восстанем, он уничтожит нас этими своими рогами“.
И вот они всё отметают и отметают, и вдруг замечают упитанного белого ягненочка, что резвится на зеленом лугу, да то и дело тыкается носом в круглое материнское вымя. У него не было рогов, но были кроткие, как апрельское небо, глаза. Он был смирный и бесхитростный. Всем был доволен. И водой из маленького ручья, где он пил, опуская туда розоватую мордочку; и по-разному пахнущими цветочками, что радовали его глаз и вкус; и густой травой, в которой было приятно лежать насытившись; и облаками, что казались другими ягнятками, резвящимися в вышине на голубых лугах, и словно бы приглашали его поиграть, побегать на лугу, как они – в небе; и, главное, ласками своей мамы, которая все еще позволяла ему иногда сосать теплое молоко, тем временем облизывая своим розовым языком его белую шерсть; и своим надежным и защищенном от ветров загоном, своей очень мягкой и душистой подстилкой, на которой было сладко спать рядом с матерью. „Ему легко угодить. У него нет ни орудия, ни яда. Он наивный. Давайте сделаем его царем“. И так они и поступили. И гордились им, ведь он был красив и добр, им восхищались соседние народы, его любили подданные за его терпеливую кротость.
8Прошло время, и из ягненка получился овен – и сказал: „Теперь настало время моего настоящего правления. Сейчас я вполне осознал свою миссию. К тому же, воля Божья, попустившая, чтобы я был избран царем, воспитала меня для этой миссии, дав мне способность царствовать. Так что будет справедливо использовать ее наилучшим образом, в том числе, чтобы не пренебречь Божьими дарами“.
И увидев, что подданные делают вещи, противоположные скромности нравов, противоположные милосердию, кротости, честности, благовоспитанности, послушанию, уважительности, благоразумию и так далее, он возвысил свой голос, чтобы сделать им внушение. Подданные посмеялись над его мудрым и ласковым блеянием, которое не пугало, как пугает рев хищных кошек или крик стервятников, когда они камнем падают на свою жертву, или шипение змеи или даже лай собаки, что вызывает опаску.
Ягненок, ставший овном, уже не ограничился одним блеянием. Но пошел к тем виновным, чтобы вернуть их к своим обязанностям. Однако змея проскользнула у него под ногами. Орел взмыл вверх, оставив его ни с чем. Хищные кошки отстранили его своей лапой, угрожая: „Видишь, что прячется в мягкой лапе, которая пока что всего лишь отстранила тебя? Когти“. Лошади, да и все скакуны вообще, принялись издевательски носиться вокруг него галопом. А сильные слоны и другие толстокожие, толкая своими носами, отшвыривали его туда-сюда, тогда как обезьяны с верхушек деревьев метали в него чем попало.
Ягненок, а теперь уже овен, наконец рассердился и сказал: „Я не хотел применять ни свои рога, ни свою силу. Ведь в этой моей шее тоже есть сила, и ее можно взять за основу для устранения враждебных препятствий. Я не хотел ее использовать, потому что предпочитаю действовать любовью и убеждением. Но раз уж вы не покоряетесь таким средствам, тогда я применю силу, поскольку если вы пренебрегаете вашим долгом по отношению ко мне и к Богу, то я не желаю пренебрегать своим – по отношению к Богу и к вам. Я поставлен сюда вами и Богом для того, чтобы направлять вас к Справедливости и к Благу. И хочу, чтобы здесь царствовали Справедливость и Благо, то есть Порядок“. И он поддел рогами – слегка, ведь он был добрым, – упрямую собачонку, которая не преставая досаждала ближним, а потом с помощью своей мощнейшей шеи высадил дверь логова, где прожорливый и себялюбивый боров делал съестные запасы в ущерб другим, а также оборвал сплетение лиан, выбранное двумя похотливыми обезьянами для своих недозволенных отношений.
9„Этот царь сделался слишком сильным. Он действительно хочет царствовать. Он в самом деле хочет, чтобы мы жили по уму. Нам такое не по душе. Нужно его свергнуть“, – решили они.
Но одна хитрая обезьяна посоветовала: „Только давайте сделаем это под благовидным предлогом. Иначе мы будем неважно выглядеть перед людьми, да и Бог нас возненавидит. Поэтому давайте будем следить за каждым поступком этого возмужавшего ягненка, чтобы иметь возможность обвинить его, соблюдая внешнюю законность“.
„Я позабочусь об этом“, – сказала змея. „И я тоже“, – сказала обезьяна. И одна – ползая в траве, а другая – находясь на верхушках деревьев, они никогда не упускали из вида нашего возмужавшего ягненка, и каждый вечер, когда он возвращался отдохнуть после своего утомительного служения и подумать над приемлемыми средствами и нужными словами, чтобы укротить этот мятеж и победить грехи своих подданных, животные, за исключением немногих честных и преданных, собирались послушать отчет этих двух шпионов и предателей. Ведь они были еще и предателями.
Змея говорила своему царю: „Я следую за тобой, потому что люблю тебя, и хочу иметь возможность защитить тебя, если увижу, что на тебя напали“. Обезьяна говорила своему царю: „Как я тобой восхищаюсь! Хочу тебе помочь. Смотри, я отсюда вижу, что за тем лугом совершается грех. Беги!“, а затем говорила своим товарищам: „Сегодня он опять участвовал в пиршестве с несколькими грешниками. Притворился, что идет туда, чтобы обратить их, а потом, на самом деле, оказался сообщником в их кутежах“. А змея доносила: „Он выходил за пределы своего народа и приближался к бабочкам, мухам и слизнякам. Он неверный: ведет дела с нечистыми чужеземцами“.
Вот так говорили они за спиной у невинного, думая, что он ни о чем не ведает. Но Дух Господень, готовивший его к служению, просвещал его и относительно тайных заговоров среди подданных. Он мог бы с возмущением проклясть их и уйти. Но ягненок был кроток и смирен сердцем. Он любил. Его промах заключался в том, что он любил. И еще бóльший – в том, что упорствовал в своем служении, любя и прощая, упорствовал ценою своей гибели, дабы исполнить волю Божью. О! это великие промахи в глазах людей! Непростительные! И до такой степени, что навлекли на него смертный приговор.
„Он должен быть убит, чтобы мы избавились от его притеснения“. И змея взяла на себя роль его убийцы, поскольку змея – это всегда предатель…
10Вот и другая притча. Тебе ее понимать, народ Назарета! Я же по любви, что связывает Меня с тобой, желаю тебе оставаться хотя бы на грани неприязни, не переходя ее. Любовь к тому краю, куда Я пришел ребенком, где Я вырос, любя вас и будучи любимым, заставляет Меня сказать вам всем: „Не окажитесь еще более враждебными. Не допустите, чтобы история гласила: Его предатель и Его неправедные судьи были родом из Назарета“.
Прощайте. Будьте честными в своих суждениях и стойкими в своей решимости. Первое – для всех вас, Мои сограждане. Второе – для тех из вас, кого не поколебали нечестивые домыслы. Я ухожу… Да пребудет с вами мир».
И Иисус в тягостном молчании, прерываемом лишь двумя или тремя одобрительными голосами, грустно опустив голову, выходит из Назаретской синагоги.
11За Ним следуют апостолы. Позади всех – сыновья Алфея. И глаза их совсем не напоминают глаза кроткого ягненка… Они сурово глядят на враждебную толпу, а Иуда Фаддей решительно останавливается перед своим братом Симоном и заявляет тому: «Я думал, мой брат честнее, и у него более твердый характер».
Симон молча опускает голову. Но второй брат, поддержанный другими назарянами, говорит: «Как тебе не стыдно оскорблять своего старшего брата!»
«Нет, мне стыдно за вас. За всех вас. Этот Назарет для Мессии – не просто мачеха, а порочная мачеха. Поэтому послушайте мое предсказание. Вы будете плакать такими слезами, что наполнится родник, но этого не хватит, чтобы смыть из книги истории подлинное имя этого города и ваше имя. Знаете, какое? „Глупость“. Прощайте».
Иаков прощается более пространно, с пожеланием им света мудрости. И они выходят вместе с Алфеем сыном Сары и двумя юношами, которые при ясном рассмотрении оказываются двумя погонщиками, теми, что сопровождали ослов, задействованных, чтобы отправиться навстречу умирающей Иоанне, жене Хузы[4].
[4] См. 102. 5–8.
12Народ, оставшийся в замешательстве, бормочет: «Но откуда же у Него такая мудрость?»
«И как это Он творит чудеса? Потому как творить-то Он их творит. Об этом говорит вся Палестина».
«Разве Он не сын Иосифа-плотника? Мы все Его видели в кузнечной мастерской в Назарете, как Он делал столы и кровати и подгонял колеса и замки. Он даже не ходил в школу, и лишь Его Мать была Его Наставницей».
«Это безобразие, которое порицал и наш отец», – говорит Иосиф Алфеев.
«Но твои братья тоже получили образование у Марии жены Иосифа».
«Эх, мой отец был слабоволен перед своей женой…» – опять отвечает Иосиф.
«Значит, и брат твоего отца – тоже?»
«Тоже».
«А Он действительно сын плотника?»
«А ты не видишь?»
«О, многие похожи друг на друга! Я думаю, что Он называется, но не является таковым».
«Где же тогда Иисус, сын Иосифа?»
«Ты допускаешь, что Его Мать могла не узнать Его?»
«Здесь находятся Его братья и Его сестры, и все называют Его своим родственником. Вы двое, разве не так?»
Двое старших сыновей Алфея согласно кивают.
«Значит Он стал безумным или бесноватым, поскольку то, что Он говорит, не может исходить от простого ремесленника».
«Не надо было слушать Его. Его так называемое учение – это безумие и одержимость» …
13… Иисус остановился на площади и ждет Алфея сына Сары, который с кем-то разговаривает. И пока Он ждет, один из тех погонщиков, что задержался у дверей синагоги, рассказывает Ему о клевете, которая там произносилась.
«Не горюй об этом. Обычно пророк не в чести у своего отечества и в своем доме. Человек настолько глуп, что считает: чтобы быть пророком, нужно быть чуть ли не иноприродным существом. А сограждане и домашние лучше всех знают и помнят о человеческой природе своего земляка и родственника. Но все равно истина восторжествует. А теперь Я с тобой прощаюсь. Мир да пребудет с тобой».
«Спасибо, Учитель, что исцелил мою мать».
«Ты заслуживал этого, так как сумел поверить. Моя сила здесь бездейственна, потому что здесь нет веры. Пойдемте, друзья. Завтра на рассвете выступаем».